Борис Шелепов - Их было трое

В минувшей операции «разлагателю» Леонтьеву ни разу не удалось выстрелить агитминами, доставленными в КМГ на самолете «ПО-2» из политуправления фронта. Бои развертывались стремительно, противник сдавался тысячами, а казаки, танкисты и части мехкорпуса совершали глубокие обходные маневры с такой быстротой, что Леонтьев еле поспевал на своем рыженьком иноходце за вторым эшелоном штаба Группы. Он почти один оставался в политотделе: все разъехались по дивизиям и полкам; находились там, где решалась судьба боя.

Теперь Леонтьев сам разыскал начальника политотдела и доложил: за агитмины придется отчитываться, надо же пострелять ими, авось, листовки возымеют действие. Плюс к работе!

У огневой позиции, как из-под земли, вырос командир минометного батальона капитан Михалянц — стройный, смуглый офицер со сросшимися широкими бровями. Взгляд ясный, смелый.

Капитан доложил Кошелеву о готовности выполнить задание.

Миномет навьючили на двух крепких трофейных «битюков» и выехали к передовым дозорам 10-й кубанской дивизии — строго на юг, в сторону Днепровского лимана.

Туман рассеивался, что предвещало новые трудности похода: совершать марш придется ночью. С часу на час могли появиться чернокрылые «хейнкели» и «юнкерсы».

За рубежами дозоров, у кустистого овражка, всадников встретил младший лейтенант Попов.

— Товарищ гвардии полковник, — доложил он, — дальше ехать нельзя. Прошу в укрытие. Там у меня стереотруба есть…

— Далеко противник? — Кошелев легко спрыгнул с породистой «Ягодки».

— В четырехстах метрах. Вон, топольки на дороге…

Капитан Михалянц сам открыл «огонь», послал три бризантных мины. Один за другим появились темные дымки над тополями. Из дымков летели в разные стороны, как белые голуби, листовки, тихо спускаясь на землю.

— А что, — спрашивал старый минометчик, — ежели осколок от нее вкатит кому-нибудь по лбу — что будет?

— Шишка, — ответил Кошелев, глядя в стереотрубу.

— И то польза, поди поумнеют, — почти шепотом сказал Александр Браев.

Прошло минут десять.

— Идут! — объявил полковник. — Белый платок!

Из-за кустов выходили трое в мундирах мышиного цвета. Как будто офицеры…

Деревянная мина сработала.

Но почему сдались только три человека? Кто они? Парламентеры?..

Среди сдавшихся в плен был раненный в руку немецкий летчик лейтенант Киплинг. Он выпрыгнул с парашютом из горящего «хейнкеля» и приземлился невдалеке от группы солдат — собранных в кучу остатков 258-й пехотной дивизии, разбитой под Ново-Севастополем.

Колонной командовал гауптман (капитан) Вейзен, бывший пианист Мюнхенской оперы. Он давно искал случая сдаться в плен. Но в группе обосновался фашистский гаулейтер Фиц и сумел поднять дух фанатизма среди солдат, в основном, бойцов отряда СС при штабе 258-й пехотной дивизии. «Запад или смерть!» — таков был девиз гаулейтера. И когда прилетели листовки из деревянной мины, солдаты начали их рвать с возгласами: «Хайль Гитлер!»

Вейзен отвел подальше лейтенанта Киплинга и спросил его, как быть. Лейтенант оказался из той же породы, что и Фиц, потребовал объяснения, что значит вопрос Вейзена, видимо, заподозрив его в «предательстве».

Капитан пошел на хитрость, предложил Киплингу идти с ним в качестве парламентера и договориться с русскими, чтобы они дали возможность отойти колонне на пять километров на юго-запад. «Иначе — огонь из шестиствольных минометов с химическими снарядами»… Летчик не соглашался, ссылаясь на рану. Вейзен назвал его трусом. И попал в точку. Киплинг согласился. Гаулейтер тоже поверил в выдумку о «парламентерстве». Прихватив своего верного ординарца Карла, Вейзен направился к передовому дозору казаков. Дорогой он приставил к спине Киплинга парабеллум, а Карл обезоружил летчика.

Такова история трех пленных.

Допрос фашистского летчика происходил в одной из палаток эскадрона Самойлова. Полковник Кошелев время от времени задавал вопросы. Кошелев находился в курсе дела некоторых прогнозов И. А. Плиева. Важно было установить, верны ли они. От этого во многом зависел успех развития рейда. Прежде всего необходимо подтвердить предположение о том, что Гитлер и его Ставка подготовили свой «ответ» на разгром 6-й армии Голидта. Ведь армия — не иголка. Ее исчезновение с лица земли и оперативных карт немецких генштабистов что-нибудь да значит!

Генерал Плиев предполагал, что единственной ответной «мерой» может быть массированный удар бомбардировочной авиации по району сосредоточения советских конно-механизированных войск.

…Молодой «рыцарь железного креста», близкий родственник какого-то большого военного чина, вел себя вызывающе.

— Ничего не имею сказать. Я есть верный солдат фюрера. Все. Более ни слова. — Киплинг крутил в левой руке потухшую сигарету; правая подвязана бинтом к шее. Жиденькие усики «под Гитлера», светло-голубые глаза, вертикальная морщина на слишком высоком лбу — все выражало крайнюю надменность.

— Ужинать будете? — как бы невзначай спросил Кошелев.

— О, да? Ужинать надо.

— Ну, вот. А говорите «ни слова…».

Переводчик велел принести трофейных консервов и немецкого шнапса, взятых из захваченных складов противника.

— Во всех армиях мира кормят пленных, — буркнул Киплинг.

После шнапса «рыцарь» оказался разговорчивей. Несколько раз он спросил, скоро ли его отправят на восток, в глубокий тыл Советского Союза.

— Примерно через месяц, — бросил Кошелев.

Пленный изменился в лице, перестал есть. Впрочем, выпил еще полкружки шнапса.

Когда Киплинг окончательно опьянел, начальник разведотдела полковник Пох предложил:

— Расскажите все начистоту, отправим в тыл сегодня же.

— Хорошо. Только вы обещайте мне, что расстреляете эту облезлую театральную крысу…

— Кого? — сдерживая гнев, спросил Кошелев.

— Гауптмана Вейзена. Он предал фюрера и… меня.

— Говорите все!

— Завтра…

— Что «завтра»?

— Прилетит третий имперский воздушный флот генерала фон Реца. Его задача опустить свинцовый занавес на пути русских к Одессе и Румынии. Я был в высшем штабе, и я вел воздушную разведку для фон Реца, но — увы — сбит. Все, господа. Прошу еще шнапса…

Закончив допрос, Кошелев и начальник разведки пошли на доклад к командующему.

Ясно. Под «занавесом» от своих же бомб и опасался погибнуть пленный лейтенант Киплинг. Потому так рвался в тыл.

Его опасения были основательны.

— Ну, хлопцы, туши костер, — вежливо приказал старшина эскадрона Павло Налетов, с тревогой поглядывая на юго-западный горизонт.

Казаки взялись за лопаты, начали забрасывать угли пластами сырой земли. Юный воспитанник эскадрона, одиннадцатилетний Вася Малеев, принялся танцевать на комьях грязи. Сдвинув черную косматую шапку на бок, запел: «Эх, яблочко, д’куда котишься…»