Борис Шелепов - Их было трое

«Каленый утюг» КМГ проехался по лесной равнине. Гвардейцы с боем овладели железнодорожным узлом Малацки. Все, что прежде находилось на казавшихся неприступными высотах хребта, все это многотысячное войско противника в беспорядке и панике, без связи, резервов и штабов (они попали под «утюг») ринулось к реке Морава.

Между Дунаем и озером Ферте (Нойзиндлер-Зее) разбитые части влились в состав резервных соединений. Немецко-фашистское командование надеялось приостановить наступление советских войск.

Заранее подготовленные ярусы траншей ощетинились проволокой, стволами пушек и пулеметов. Плотность обороны превышала всякие нормативы. Участок представлял собой ту «сдавленную пружину», о которой день и ночь трубили геббельсовские радиокомментаторы.

Но стоило передовым частям конно-механизированной группы войти в соприкосновение с обороной, как «пружина» расслабла, перерубленная казачьим клинком. Форсировав реку Лайта, кавалеристы совершили глубокий обходный маневр и, нанеся неожиданный удар противнику, заняли Брук и несколько других населенных пунктов.

7 апреля севернее Братиславы танкисты и кавалеристы стремительно продвинулись вперед и на широком фронте вышли к восточным берегам Моравы. Гвардейцы вступили в соприкосновение с гитлеровскими войсками в районе Ступава. Заключительные сражения — на пороге долгожданной победы…

Перед началом операции у реки Морава вернулся в родной полк из «летучего» госпиталя гвардии капитан Браев. Он принял эскадрон и обязанности секретаря партийного бюро полка. После объезда подразделений и немногословных бесед с вожаками коммунистов Александр зашел к Кошелеву. Полковник тепло принял старого боевого друга.

Маленький «кабинет» начальника политотдела чем-то напомнил Браеву ленкомнату полевого стана за селением Фарн в цветущей долине Терека. Чистенькие стены, за окном — панорама зеленеющих гор, но не таких суровых и неприступных, как у входа в Дарьяльское ущелье… На стене, вместо рисунка, изображающего колхозное пастбище и чабана в легкой войлочной шляпе, висит военный плакат: советский солдат в тяжелом стальном шлеме обнимает мирных хуторян Западной Украины. Внизу крупно написано: «Мы знов з вамы» («Мы снова с вами»).

— Сбежал, поди? — спросил Кошелев.

— Упросил, еле отпустили. И вот, мы знов з вамы, товарищ гвардии полковник!

— Были в эскадронах?

— Да. Проверял, какие партийные поручения даны коммунистам на время боя.

— Ну и как? — Кошелев поднял свои серые добродушные глаза на капитана. — Да ты садись, Браев.

— Поручения такие. Обстрелянные воины-коммунисты прикреплены к молоденьким казакам, чтобы не робели и чувствовали плечо… Одного «старичка» я заменил — Нагибина. Сам он только из санбата, малярия трепала, еле ноги передвигает, а тут еще дух у людей поднимать должен… Куда там…

Кошелев рассмеялся. Браев деловито продолжал:

— Перевели его коноводом, пока окрепнет. А еще поручено: в случае, если обстановка подскажет, командиру полка выставить на большаках и шоссе «танковые ежи», туда пойдут коммунисты добровольно. «Еж», сами знаете, — ходячая крепость, люди там особые нужны.

— Верно. Сам где будешь?

— По боевому приказу, эскадрон — в квадрате 29-Б, у северо-восточной окраины Ступавы, на перекрестке дорог…

— О! — полковник оживился. — Тут, брат, чертова подворотня… Немцы попрут сюда всей лавиной, чтобы выскочить из кольца.

Лицо Александра выражало упрямое «восточное» спокойствие. Надломленные линии черных бровей чуть сомкнулись.

— Не пройдут. Нашему эскадрону придана батарея артдивизиона и два танка «Т-34».

— Держите ухо востро. Рекомендую прямо сейчас потребовать у подполковника Гераськина усиления огневых средств, Тут, пожалуй, дело не обойдется без установок «РС».

— «Катюш»? Они в распоряжении командующего. А какую надо иметь совесть, чтобы просить Исса Александровича о помощи за десять часов до начала боя!..

— Совесть… Жизнь воинов нам дороже всего. Час назад мне говорил генерал Плиев: «Тому командиру, который поведет в бой свою часть без достаточного огневого обеспечения, пощады не будет. Я не позволю ставить своих казаков под прямой расстрел…» Вот и думай, брат.

— Учту, товарищ полковник.

Кошелев сделал на карте какую-то пометку возле квадрата 29-Б, поставил большой вопросительный знак.

— Я переговорю с начальником штаба. Если противник изберет для прорыва «подворотню», вы явитесь гвоздем всей, операции. Проскочив, полки 318-й пехотной дивизии врага поставят в крайне тяжелое положение левый фланг кавдивизии Тутаринова.

— Понимаю. Но… Они не пройдут!

Кошелев встал, крепко пожал руку Браеву.

— Домой-то пишешь?

— Да, знаете… — Александр смутился.

— Что, времени не хватает? Вот что. Сейчас же идите к себе и пишите письмо жене и брату, Зелимхану.

— Слушаюсь. Только жены у меня нет…

— А невеста?

— Была вроде… — смущенно ответил капитан.

— Вот и отлично… Пиши ей, что до нашей победы, а следовательно и до невесты — рукой подать…

Придя к себе в подвал, где расположилась «канцелярия» эскадрона, связисты, старшина и ординарец, Браев присел за столик, извлек из планшета блокнот с каким-то штампом Пинского имперского банка.

— Не мешай и тихо дыши, — сказал ординарцу Остроушко. Ординарец носил черкеску шинельного сукна, короткую, до колен. В этом одеянии тонкий круглолицый Остроушко выглядел смешно, напоминая балерину.

— Есть, тыхо дышаты…

Лампочка, подключенная к аккумулятору из немецкого танка, ярко освещала подвал, похожий на застенок средневекового замка: низкие своды, крючки и петли из кованого железа, вделанные в стены, и даже какие-то ржавые цепи в углах.

Александр писал в далекое осетинское селение.

«Дорогая Фаризат! Пишу наспех. С рассветом идем в бой, может быть, один из самых последних на нашем участке. Если все получится, как задумано, богатый «урожай» соберем… Следи за газетами. Где Исса Александрович, там и я — знай. Как твои школьные дела? Не верится, что ты уже учительница… Как быстро летит время!.. Мне иногда кажется, что ты совсем забыла меня. Почему нет писем? Аккуратней всех брат Зелимхан. Он — офицер войск связи, где-то на другом фронте, кажется, близко, потому что письма приходят через 2—3 дня. А ты подолгу молчишь… Правда, мы часто уходим далеко «в лес» и до нас трудно добираться. Письмо закончу после боя. В случае чего, эскадронный писарь Зайцев перешлет тебе это начало. Не забывай меня — я вернусь…»

Довольный своей затеей написать письмо в два приема — до и после боя, — Александр дал необходимые указания Зайцеву и прилег отдохнуть. Было за полночь. Через несколько часов эскадрон должен выступить, чтобы прибыть в заданный район до рассвета.