Джеральд Гордон - Да сгинет день...

Он взял ее лицо в ладони, притянул к себе и нежно поцеловал.

Они вышли и медленно побрели к дороге, что вьется по берегу моря, — туда, где они вновь обрели друг друга. Рэн держала его за руку.

— Скоро уже три месяца, как мы встретились, — сказала она.

Закат был такой же лимонный, как и в тот майский день. Море было спокойно, лишь слегка пенилось у скал.

— Какая тишина вокруг, какой покой! — сказал он.

— Даже слишком.

— Почему?

— Не знаю, но почему-то когда море вот такое — совсем спокойное, точно мертвое, — мне становится страшно. Послушай, как волна лижет берег — лижет, лижет, набегая на песок. Мне страшно от этого.

Он отвез ее домой. По дороге обратно Энтони, хотя и очень спешил, все же посмотрел на море и прислушался к его баюкающему шуму. Медленно, лениво, с какой-то удивительно однообразной монотонностью волны плескались о берег.

Когда он открыл дверь своей квартиры, в комнате звонил телефон. Ему сейчас меньше всего хотелось разговаривать по телефону — у него было даже поползновение не брать трубку. Но в телефонном звонке всегда есть что-то повелительное. Если вы не ответите на него и он сам собой умолкнет, вас без конца будет мучить мысль, что звонок был очень важным. И как раз таким и был, очевидно, данный звонок, ибо телефон звенел властно, настойчиво, пока Энтони, наконец, не поднял трубки и не сказал:

— Хэлло?

Он надеялся, что это не Джин.

— Хэлло! Скажите, пожалуйста, мистер Грант дома?

Нет, это был голос мужчины.

— Да, я у телефона.

Голос казался слегка знакомым, будившим далекие воспоминания.

— Хэлло, Энтони.

— Кто это?

Энтони крепче прижал трубку к уху. Секунда, предшествовавшая ответу, показалась ему вечностью.

Когда, наконец, по проводу до него донесся ответ, голос звучал холодно и отчужденно:

— Стив, — сказал он.

— Ну и молчаливы же вы были сегодня, Энтони, — заметила Джин, когда они ехали домой после балета.

— Да, должен признаться, я сегодня что-то не расположен поддерживать разговор, — пробормотал он.

— За весь вечер вы едва слово вымолвили. Я все время пыталась вызвать вас на разговор, но вы ушли в себя, точно улитка. Что с вами?

— Плохое настроение.

И он снова погрузился в мрачное молчание. А Джин, словно ему в отместку, забилась подальше в угол и плотнее завернулась в меховую накидку. Выражение ее лица в профиль было явно осуждающим, но Энтони это не слишком беспокоило.

Ну как он мог развлекать Джин, зная, что дома ему предстоит встреча с братом — Стивом Грэхемом, который дожидается его возвращения?

По телефону Стив сообщил ему, что уже три дня находится в Кейптауне.

— Так почему же ты мне раньше не дал о себе знать?

— Я был очень занят на одной конференции. А завтра рано утром я уезжаю на машине обратно в Порт-Элизабет.

— Надо было сразу мне позвонить, ты бы мог у меня остановиться. Уж я бы как-нибудь тебя устроил.

Так он сказал брату и постарался даже, чтобы в голосе его звучало искреннее огорчение. Но в глубине души Энтони облегченно вздохнул, узнав о тактичном решении Стива не навязывать ему своего присутствия. Ну зачем было лгать вежливости ради, подумал Энтони, да еще так неубедительно?

Прошло двенадцать лет с тех пор, как Энтони в последний раз видел своего младшего брата, и сейчас он с трудом мог припомнить, как тот выглядит. Он давно уничтожил свои детские фотографии, а также снимки, сделанные во дворе «Орла» и на спортивных площадках Стормхока.

Единственное, что он отчетливо помнил, — это что кожа у Стива темная, как у самого настоящего цветного.

Энтони договорился со Стивом, что тот придет к нему около полуночи. Они непременно должны повидаться до его отъезда, сказал Энтони. И под конец Стив согласился.

Энтони оставил дверь своей квартиры незапертой — он сказал Стиву, чтобы тот приходил и располагался как дома.

И вот сейчас, отвозя Джин в Эвонд-Раст, Энтони со смутной тревогой думал о предстоящей встрече с братом, а еще больше о том, чтобы кто-нибудь не увидел их вместе и не заметил сходства между ними. Правда, его немного успокаивала мысль, что через несколько часов Стив уже будет мчаться обратно в Порт-Элизабет.

Энтони был даже благодарен брату за то, что тот так предусмотрительно решил ему не навязываться. Как бы ни был занят Стив, он, конечно, мог бы за эти три дня выкроить время и навестить брата; Энтони было ясно, что и позвонил-то он преднамеренно только в последнюю минуту. Умышленно Стив никогда не стал бы причинять ему зло — Энтони знал это.

С другой стороны, его удивило, что Стив готов был покинуть Кейптаун, удовольствовавшись лишь кратким, лишенным всякого тепла телефонным разговором. Неужели на протяжении этих долгих лет ему ни разу не хотелось — пусть на минуту — повидаться со своим старшим братом? Хотя понятно, что особой любви от Стива ожидать было нельзя, но неужели ему совсем неинтересно, как живет его брат, неужели не хочется рассказать, как живет он сам?

Стив мог бы при желании без труда навлечь на него беду. Энтони вспомнил, какую опасность представляли для него письма Стива во время войны. Он подумал о своем положении в фирме «Хартли — дю Плесси», об авторитете, каким он пользуется в суде.

А больше всего его пугало то, что Рэн может узнать о его мрачной тайне, прежде чем он сумеет подготовить ее к этому. Главное — чтобы не убить их любовь: вот он напишет книгу, и она постепенно узнает обо всем. А если сразу рассказать ей всю правду, он может потерять ее.

— Энтони, — сказала Джин, вновь прерывая ход его мыслей, — я хочу сказать вам кое-что, весь вечер собираюсь.

— Я слушаю, — ответил он, делая над собой усилие и стараясь, чтобы в голосе его звучало любопытство.

— Вчера вечером я была с Генри. Он очень странно вел себя.

— В каком отношении странно?

— Предложил мне такое, что я до сих пор опомниться не могу. Он хотел, чтобы я зашла к нему домой.

— А в какое это было время?

— После полуночи. Он предложил подняться к нему и выпить по бокалу вина.

— Ну, и вы пошли?

— Конечно, нет! Как вы можете задавать мне такой вопрос? Я сказала ему, чтоб он не говорил глупостей и что он уже достаточно выпил за вечер. Вы ведь знаете, что в последнее время он ужас как пьет. Никогда он так не нагружался раньше.

— Ну, а что же было необычного в его поведении?

— Видите ли, когда я отказалась пойти к нему, он злобно посмотрел на меня и спросил, почему это я разыгрываю из себя такую скромницу, когда бываю с ним. Он особенно подчеркнул это с ним . Я сказала, что никогда не хожу одна к холостым мужчинам да еще ночью. Тогда он повернулся ко мне и спросил: «Это правда?» Ну, он, конечно, получил сполна за то, что усомнился в моих словах. Но знаете, что он мне сказал?