Уилбур Смит - На краю света

– Есть предел владениям этих чудовищ, – подбадривал спутников Таита. – Наконто хорошо известны их повадки. Он говорит, что они исчезнут так же внезапно, как появились.

Мерен приказал идти форсированным маршем и скакал во главе колонны, задавая шаг. Невыспавшиеся и отравленные ядом, который мухи впрыскивали им в кровь, всадники покачивались в седлах. Если кто-то из них падал, товарищи перекидывали его поперек седла, и поход продолжался.

Один Наконто был неуязвим для насекомых. Кожа у него оставалась чистой и гладкой, не покрытой укусами. Шиллук позволял мухам пить крови столько, что они не могли взлететь, после чего издевался над ними, отрывая крылья.

– Меня кололи копьями люди, кусали леопарды и когтили львы. Кто ты такая, чтобы досаждать мне? – приговаривал он. – Теперь топай пешком в преисподнюю.

На десятый день после того, как холмы остались позади, отряд вышел из страны мух. Произошло это так внезапно, что застало египтян врасплох. Минуту назад они проклинали и отгоняли роящихся насекомых, а спустя пятьдесят шагов оказались в тишине леса, не слыша больше назойливого жужжания. Пройдя после избавления от тирании около лиги, путники вышли к уединенной речной запруде. Мерен сжалился над подчиненными.

– Ныряй! – рявкнул он. – Кто последний окажется в воде, тот жеманная девка.

Нагие воины толпой устремились к запруде, и вскоре лес огласился криками ликования и облегчения. Когда они наплавались, Таита и Фенн у каждого смазали воспаленные укусы одним из приготовленных магом снадобий. Той ночью у костров не смолкали смех и веселые разговоры.

Уже стемнело, когда Фенн склонилась над Таитой, тормоша его:

– Таита, вставай скорее! Происходит что-то ужасное.

Она схватила старика за руку и потащила к коновязям.

– Они оба, Дымка и Вихрь… – Голос девочки дрогнул от отчаяния.

Когда они подошли к коновязям, жеребенок лежал, его бока тяжело и быстро ходили. Дымка стояла над ним и длинными движениями языка облизывала его голову. Стараясь сохранить равновесие, кобыла пошатывалась. Волоски на ее шкуре стояли дыбом, она вся взмокла от пота, который капал с живота и стекал по ногам.

– Позови Шофара и его воинов, – велел маг. – Скажи, пусть поторопятся. Попроси их наполнить горячей водой самый большой котел и принести сюда.

Главной заботой Таиты было снова поставить на ноги Вихря и не дать упасть Дымке. Опустившись на землю, лошадь перестает бороться за жизнь и сдается болезни. Шофар и его подручные подняли Вихря на копыта, после чего Таита обтер его теплой водой. Фенн держала голову жеребенка, нежно дула ему в ноздри и, шепча что-то ласковое и ободряющее, скармливала одну лепешку Тола за другой.

Как только с купанием жеребенка было покончено, Таита занялся Дымкой.

– Будь храброй, милая, – приговаривал он, обтирая ее мокрой льняной тряпочкой.

Мерен помогал ему, энергично вытирая Дымку насухо куском материи. Потом они накинули ей на спину тигровую шкуру, которую носил Таита.

– Мы с тобой вместе победим эту дрянь. – Маг продолжал разговаривать с лошадью, используя голос силы всякий раз, как произносил ее имя. Кобыла навострила уши, слушая хозяина, и расставила ноги, стараясь сохранить равновесие.

– Держись, Дымка. Не сдавайся.

Он кормил ее с руки лепешками Тола, которые обмакивал в мед. Даже находясь в таком состоянии, она не могла устоять перед лакомством. Затем Таита убедил ее выпить котелок своего особого средства от лихорадки, «желтого душителя» и конской чумы. Взявшись с Фенн за руки, он воззвал о помощи к Гору в его ипостаси бога лошадей. Мерен и его воины присоединились к молитве, продолжавшейся всю ночь.

Поутру Дымка и жеребенок продолжали стоять, но понурили головы и отказывались есть лепешки. Зато, мучимые жаждой, они жадно пили чистую воду из ведер, которые Таита и Фенн подносили им. Перед самым полуднем Дымка вскинула голову и нежно заржала, обращаясь к жеребенку, а потом, нетвердо ступая, подошла к нему и лизнула в плечо. Тот поднял голову и посмотрел на мать.

– Он поднял голову, – возбужденно сказал один из воинов.

– Она стоит уже тверже, – заметил другой. – Сражается за себя и своего детеныша.

– Кобыла перестала потеть. Жар спадает.

Вечером Дымка съела еще пять лепешек Тола с медом. На следующее утро она пошла за Таитой к реке и покаталась в белом песке на берегу. Ей всегда нравилась та особая мягкая трава с розовыми метелками, что росла на берегах Нила, поэтому Таита и Фенн накосили ее целыми охапками и выбрали самые сочные стебельки. На четвертый день и Дымка, и Вихрь уже ели эту траву досыта.

– Они вне опасности, – объявил Таита. И Фенн, обняв Вихря за шею, расплакалась так, словно сердце ее разбилось и уже никогда не заживет.

Вопреки лепешкам Тола, симптомы болезни проявились у многих лошадей. Двенадцать умерли, но Мерен возместил потерю за счет «просоленных» коней. Часть воинов тоже пострадала от впрыснутого мухами яда: у них страшно болела голова, а все суставы настолько опухли, что несчастные с трудом могли ходить. Прошло еще несколько дней, прежде чем заболевшие люди и животные поправились достаточно, чтобы продолжить поход. Даже тогда Таита и Фенн не стали утруждать Дымку и Вихря своим весом, а ехали на запасных лошадях, ведя любимцев в поводу. Мерен уменьшил продолжительность и скорость дневных переходов, позволяя пострадавшим окончательно восстановиться. Когда же это наконец случилось, марш снова сделался таким же стремительным, как прежде.

На протяжении двухсот лиг за владениями мухи цеце присутствия человека не наблюдалось. Затем египтяне наткнулись на деревушку кочевых рыболовов. Обитатели ее разбежались, едва заметив колонну всадников. Потрясение при виде этих бледнокожих людей со странным бронзовым оружием, едущих на столь же странных безрогих животных, оказалось слишком сильным для туземцев. Таита обследовал решетки для копчения рыбы и обнаружил, что они почти пусты. Нил больше не обеспечивал деревню уловом. Рыболовы явно страдали от голода.

На заливных лугах вдоль речных берегов паслись стада крупных, мощных антилоп с изогнутыми рогами и белыми пятнами вокруг глаз. Самцы щеголяли в черных шкурах, а самки – в бурых. Мерен выслал на охоту пятерых конных лучников. Антилопы заинтересовались лошадьми и направились им навстречу. Первый залп свалил четырех животных, второй – еще столько же.

Туши добытой дичи египтяне оставили на окраине деревни как дар в знак своих мирных намерений и стали ждать.

Оголодавшие туземцы не смогли долго сопротивляться соблазну и стали осторожно подкрадываться к угощению, готовые броситься наутек при первом же проявлении враждебности со стороны чужеземцев. Разделав туши, они стали жарить мясо на дюжине дымных костров. И тогда Наконто вышел и окликнул их. Представителем дикарей выступил седобородый старик, говоривший визгливым дискантом.