Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Хотя город продолжал оказывать упорное сопротивление, инициативой постепенно завладели монголы. Угэдэй выслал вперед пленников засыпать рвы: они делали это ценою своей жизни десять дней, зато Угэдэй теперь мог подойти под самые стены и делать подкопы по всему периметру. Наконец, почувствовав усталость и вялость в обороне города, Угэдэй дал приказ начать решающий штурм. Под прикрытием огневой завесы из горящей нефти монгольские коммандос поднялись по стене, водрузив свои штандарты [1477] JB II pp. 126–127. . С этого плацдарма они и пробивали себе путь в город на протяжении семи дней почти непрерывных уличных рукопашных боев за каждый дом.

В апреле 1221 года город все-таки запросил условия капитуляции, при этом посланник от себя добавил, что осажденные достаточно натерпелись лиха от монгольского бича. Джучи, не забывший жертвы, понесенные 3-тысячным отрядом, посланным отводить Сырдарью, ответил посланнику: до сего времени мыкаться приходилось монголам, но теперь и вы хлебнете горя [1478] IAA III pp. 227–228; d'Ohsson, Histoire I pp. 268–269. . Он объявил условия капитуляции. Все жители до последнего человека должны были выйти из города. Ремесленников и мастеров отобрали и отвели в сторону, всех остальных горожан, включая женщин и детей, согнали как скот в стадо на убой; исключение было сделано для девиц, пригодных для использования наложницами или для продажи в рабство. Затем началась резня. Можно не брать на веру данные средневековых хронистов о том, что каждому монголу предназначалось убить двадцать четыре человека, но не вызывает никаких сомнений то, что бойня была страшная. Вряд ли можно сомневаться в достоверности и такой детали изощренного надругательства. Монголы вначале заставляли женщин раздеться донага и мутузить друг друга кулаками на потеху войскам, а потом, когда это зрелище им наскучило, всех изрубили [1479] Barthold, Turkestan pp. 435–437. .

Победители затем должным образом разграбили Гургандж, сполна насытившись мародерством и на pièce de résistance [1480] «На жаркое» или «в качестве основного блюда» ( фр .). открыли плотины, сдерживавшие воду Амударьи в городе — согласно некоторым источникам, они самостийно взорвались. Моментально взбухшие волны цунами поглотили город. Все здания были сметены, немногие уцелевшие беглецы, прятавшиеся в них, утонули. Сообщалось: если после нападения монголов обыкновенно могли выжить несколько десятков человек, то в Гургандже погибли все [1481] d'Ohsson, Histoire I p. 270. .

После разрушения Гурганджа Угэдэй с братьями постарались сровнять с землей весь Хорезм. Опустошенная провинция уже не могла служить опорой для Джелал ад-Дина или какого-либо другого верного сподвижника шаха, но она потеряла и былую экономическую значимость; лишь впоследствии монголы поняли, что было бы разумнее не убивать, а сохранить жизнь людям, чтобы они могли трудиться и платить подати [1482] JB I p. 96; Bretschneider, Mediaeval Researches I p. 131; Allsen, Mongol Imperialism p. 89. . Как бы то ни было, бойня в Гургандже дала повод исследователям обозначить ею зарождение новой эры человекоубийства, характеризующегося особой чудовищностью и масштабностью, и это представление лишь подтвердится новыми массовыми убийствами, в сравнении с которыми померкнут преступления 1221 года. В арабском мире Чингисхана будут называть не иначе как «проклятием». Ибн аль-Асир писал о разорении Хорезма: «Ничего подобного не случалось ни в древности, ни в наше время» [1483] IAA III p. 228; Encyclopaedia of Islam (2nd ed.) II pp. 41–44. .

Чингисхан, конечно, совершенно не задумывался о своей репутации для истории. Его больше беспокоило то, как тяжело шла осада Гурганджа, которую монголы смогли завершить только через пять месяцев и лишь после «накачивания» войск подкреплениями.

Вдобавок, его снова огорчил Тохучар. Зять сначала успешно завладел городом Ниса, но его перехитрил Джелал ад-Дин, появившийся внезапно из пустыни Каракумы и перебивший весь гарнизон из семисот воинов, оставленный Тохучаром; в битве погибли и двое братьев Тохучара [1484] JB II pp. 402–404. . Форсированным маршем Джелал ад-Дин дошел до Нишапура и направился к Газни в восточном Афганистане. Тохучар спешно попытался взять Нишапур, но потерпел неудачу и погиб. Его заместитель Боркей предпринял еще одну попытку захватить Нишапур; ему тоже дали по рукам, и он ограничился штурмом более доступного города Сабзавара, который и был взят через три дня осады [1485] JB I pp. 174–175; Barthold, Turkestan pp. 424–426. . Получив печальные известия о гибели Тохучара, Чингисхан позабыл все его проступки и просчеты, грустил и говорил приближенным, что Нишапур дорого заплатит за смерть фаворита.

Потом пришли неприятные вести из Гурганджа. Оказалось, что после разграбления города Угэдэй, Джагатай и Джучи поделили колоссальную добычу между собой и не послали, как положено, причитавшуюся десятину Чингисхану. Поведение сыновей было возмутительное, на грани предательства, и Чингисхан, назвав их «подлецами», в гневе решил предать всех троих смертной казни [1486] SHO p. 251; SHR p. 194. . Когда дело дошло до суда, он три дня отказывал им в аудиенции и держал в состоянии нервозной неопределенности. За сыновей вступились Боорчу и Шиги-Хутуху. Вместе с тремя колчаноносцами они охладили пыл Чингисхана и отговорили от совершения детоубийства, доказывая, что сыновья все еще очень неразумные и своевольные молодые люди, и «их, как соколят, надо учить». Чингисхан, видимо, все-таки был отходчив, хотя бы в отношении детей. Поостыв, он согласился с мудрыми замечаниями советников и даже возвысил их в чинах [1487] SHO p. 252; SHR p. 194. .

Большую часть 1220 года кони и резервы Чингисхана отдыхали, но в 1221 году он решил покончить с Джелал ад-Дином в Афганистане. Он намеревался перейти через реку Вахш и горы Гиндукуш у Баглана и дойти до крепости Таликан, поэтому для него имело смысл сопровождать Толуя до Балха, первой монгольской жертвы в Хорасане. В январе 1221 года Чингисхан перешел Амударью у Термеза, который уже был взят монголами ранее: сюда и прибыла депутация из Балха, сообщившая, что город готов пасть ниц без сопротивления [1488] IAA III p. 225. .

Чингисхан занял и привычно объехал город. Дома в нем, как и во многих других здешних поселениях, были сложены из обожженного на солнце кирпича, вода подавалась из разветвленной ирригационной системы арыков, которая орошала также виноградники, сады, поля сахарного тростника. Это был важный религиозный центр, его даже называли Меккой Персии. Балх был окружен тремя концентрическими стенами с тринадцатью воротами, но своей роскошью и богатствами постоянно привлекал мародеров всякого рода. Помимо монголов, его грабили в 1155 году кочевники-тюрки, а 1389 году сюда нагрянет Тамерлан [1489] JB I p. 130; Bloom 8C Blair, Islamic Art and Architecture I pp. 258–259; Le Strange, Eastern Caliphate pp. 420–421. . Чингисхану казалось, что такой богатый и густонаселенный город не может оставаться в тылу, когда он уйдет на восток в поисках Джелал ад-Дина, и он решил нарушить свои правила и проигнорировать заявленную готовность сдаться без боя.