Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

В полном отчаянии он даже замыслил попытаться сбежать к халифу в Багдад и дошел до Хамадана на западе. Но его перехватили монголы, странным и невероятным образом его не узнавшие. Колонну путников Джэбэ принял за беженцев и цинично позволил своим воинам выпустить по ним беспорядочный шквал стрел, одна из которых ранила коня Мухаммеда [1450] JR I p. 277; JB II p. 384; Barthold, Turkestan pp. 422–425; d'Ohsson, Histoire I p. 254. . Отважное животное, хромая, доставило своего никчемного хозяина к воротам Каруна.

Визирь шаха предложил уходить дальше на север — на Кавказ, где он сможет набрать десятки тысяч курдских наемников. Мухаммед заподозрил в совете визиря подвох — не собирается ли он использовать его как пешку в борьбе с политической оппозицией в своей провинции? Кроме того, подумал шах, для набора новых войск ему придется повышать налоги, а это спровоцирует восстания, для подавления которых потребуется отводить войска, и все вернется на круги своя. Есть еще одно обстоятельство, объясняющее невозможность выставить против монголов единую мощную армию: все племена, составлявшие империю, ненавидели друг друга, и удерживали их от поножовщины до 1219 года только нескончаемые победы шаха; даже в городах-крепостях гарнизоны должны были иметь равное представительство всех племен для того, чтобы предотвратить кровопролитие [1451] Spuler, Mongolen in Iran p. 22; Barthold, Turkestan p. 160; d'Ohsson, Histoire I pp. 250–251. .

Шах недолго пробыл в Каруне и выгадал целый день, распространив слухи о том, что он все еще в городе, хотя на самом деле давно уехал [1452] JB II p. 384; Barthold, Turkestan pp. 422–425;. . После сообщения агентов о том, что они «сторожат пустую клетку», монголы вновь погнались за шахом. Ради того, чтобы замедлить погоню, Мухаммед принес в жертву свой арьергард, героически погибший в завязавшейся схватке. Он уже прошел провинцию Гилян и город Амуль, когда эмиры наконец предложили укрыться на одном из островов Каспия. Мухаммед моментально ухватился за эту идею и сразу же отплыл. Ему повезло. Как только судно отошло от берега, вслед полетели стрелы [1453] d'Ohsson, Histoire I pp. 254–255. .

Даже в открытом море и на свободе, пусть и временно, несчастный Мухаммед не мог избавиться от чувства напряженности и страха. Он настоял на переездах с острова на остров. Сначала это был остров Аб-э-Сугун, потом Ашурадех и затем остров напротив Абаскуна. Переезды оказались полезными. Через пару дней монголы устроили атаку на остров Аб-э-Сугун, но по прибытии обнаружили, что опоздали [1454] JB II p. 385; JR II pp. 993–994. . Полубезумный, возбужденный, нервный и недоверчивый, а теперь и одетый в лохмотья, Мухаммед занемог от плеврита и диареи. Он стал кричать и бесноваться, говорил приближенным, все еще сохранявшим верность шаху, что хотел бы вернуться в Хорезм и «начать все сызнова». Шах расплачивался за свое пребывание и проживание всех людей, находившихся с ним, подписывая акты дарения земли обитателям острова, которые через десятилетие, к немалому удивлению собственников, принял к оплате Джелал ад-Дин [1455] d'Ohsson, Histoire I p. 254. .

В один из моментов просветления шах отменил правонаследование сына Узлак-шаха и объявил преемником Джелал ад-Дина. Это разозлило придворных, которые рассчитывали помыкать бесхребетным Узлаком, как «бумажным тигром». Джелал был для них неприступен: прирожденный автократ, одаренный полководец и проницательный политик. Шах говорил Джелалу: «Когда человека приводят в смятение собственные поступки… бывает лучше, чтобы оборвалась нить жизни» [1456] JR I p. 279. . Наконец, заболев пневмонией, он умер 10 января 1221 года, и его похоронили на этом острове [1457] Bretschneider, Mediaeval Researches I p. 280; Wolff, Mongolen p. 80. . Настолько велика была нищета, что Джелал не смог найти саван для погребения, и шаха хоронили в повседневном одеянии. Позднее Джелал перезахоронил останки отца в островной крепости, но монголы, узнав об этом, эксгумировали кости и сожгли [1458] d'Ohsson, Histoire I p. 278. .

Проявив трусость и бестолковость во время монгольского нашествия, Мухаммед растерял все почести, завоеванные прежде хорезмшахом. Арабский историк Ибн аль-Асир тем не менее не преминул воздать ему хвалу. По его мнению, он был храбр, мужествен, высокообразован, превосходно разбирался в праве, теологии, с уважением относился к имамам [1459] IAA III pp. 211–212. . Но его неудачи и невезение особенно видны на фоне блистательных успехов Джэбэ и Субэдэя, отмеченных и Чингисханом. Великий поход монголов запятнало лишь постыдное поведение Тохучара. Он пренебрег предупреждениями тестя самовольно не грабить и не разорять города. За неповиновение великий хан разжаловал его в рядовые и приказал идти в бой в гуще простых воинов [1460] JB I pp. 142–149. .

Как бы то ни было, напрашивается такой вывод: доведя шаха до гибели, монголы лишь придавили хорезмскую змею, но не убили; будут новые битвы, будут новые сотни тысяч смертей, прежде чем Чингисхан объявит о том, что война закончилась.

Пока Джэбэ и Субэдэй загоняли, как зайца, обреченного шаха, Чингисхан, ничего не зная о стремительном развитии событий, избрал очередной целью Хорезм, сердцевину владений Мухаммеда. Самарканд и Бухара недавно дополнили зачаточную империю шаха, а Хорезм — район дельты Амударьи между Аральским морем на севере, пустыней Кызылкум на востоке, пустыней Каракумы на юге и плато Устюрт на западе (перекресток современных республик Узбекистан, Казахстан и Туркменистан) — был ее основной и центральной частью. Население этого региона проявляло необычайную верность Мухаммеду и его семье и одновременно было опорой могущества его матери [1461] For the history and culture of Khwarezm see Yuri Bregel, 'The Sarts in the Khanate of Khiva,' Journal of Asian History 12 (1978) pp. 121–151; Bregel, Firdaws al-Iqbal; D. N. MacKenzie, 'Khwarazmian Language and Literature,' in E. Yarshater, ed., Cambridge History of Iran III part 2 pp. 1244–1249. .

Настроившись на то, чтобы приучить сыновей к битвам и кровопролитию в различных кампаниях, Чингисхан решил осенью 1220 года не участвовать в реальных сражениях и послал на север Джучи, пообещав, что Хорезм станет частью его улуса. Он пребывал в Карши (Насаф) с главной ставкой в оазисе Нахшеб, переместившись немного выше к Сали-Сараю зимой 1220/21 года. Всегда склонный к тому, чтобы прощать фаворита, он сделал вид, что забыл о неповиновении и мародерстве Тохучара, отменил разжалование в рядовые и снова назначил командующим. На этот раз ему поручалось не допустить, чтобы вражеские войска могли бежать на юг из Хорезма в Хорасан [1462] JB I pp. 174–175. . Но задача взять Хорезм и его столицу Гургандж возлагалась на Джучи.

Для начала Чингисхан выслал вперед некоего Тайнал-нойона с 20-тысячным войском, дав задание на пути в Гургандж захватить город Хиву. Это войско добилось больших успехов, нежели главная армия Джучи, следовавшая за ним. В начале декабря 1220 года монголы взяли город после семидневной кровопролитной осады и жестоких уличных боев [1463] d'Ohsson, Histoire I p. 265. For Khiva see Burnaby, Ride to Khiva', Philip Glazebrook, Journey to Khiva', Moser, Asie centrale; Nashriyoti, Khiva. . Затем монголы проскакали около ста миль на северо-запад от Хивы к Гурганджу и почти довершили кампанию еще до прибытия Джучи. Применив один из своих излюбленных трюков, они выслали небольшой отряд всадников отогнать стадо коров от ворот города; хорезмийцы, естественно, не удержались от соблазна атаковать немногочисленную конницу. Монголы увели преследователей подальше от города, изобразив паническое бегство, в засаду. Завязавшаяся битва длилась с утра до полудня и закончилась, конечно, победой монголов. Преследователи повернули обратно и вошли в город через боковые ворота. Монголы пытались занять предместья, но, не имея численного превосходства, отступили.