Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

В некотором смысле более трудная задача стояла перед Субэдэем, командовавшим третьей армией: ему противостоял самый многоопытный цзиньский полководец Ваньянь-И, автор почти всех успешных операций в долине Вэй и Ганьсу в период междуцарствия 1227–1229 годов. До того как поступить в распоряжение Толуя, Дохолху-черби потерпел поражение от Ваньяня-И — в чем он винил больше Субэдэя, не оказавшего своевременной поддержки. Не желая марать репутацию брата Боорчу (фактически канонизированного в монгольском пантеоне в качестве самого давнего друга Чингисхана), Угэдэй принял довольно слабые объяснения Дохолху и возложил вину на Субэдэя, до которого ему, вообще-то, никогда не было никакого дела. Угэдэй сравнил поражение Дохолху с «укусом блохи», что можно считать образцом рационалистического мышления:

«Со времен Чингисхана мы много раз сражались с армией Китая и всегда побеждали; мы захватили большую часть их земель. Сейчас они нас побили, это всего лишь знак их беды, лампа перед тем, как сгореть, вспыхивает и загорается ярким светом, и тут же гаснет [1995] Boyle, Successors p. 39. ».

Когда Субэдэй проиграл небольшое сражение Ваньяню-И, оценка Угэдэя подтвердилась. Субэдэй провел блистательные кампании в Восточной Шаньси и Западном Ляодуне при активной помощи в последнем случае многократного перебежчика Янь-ши. Этот загадочный персонаж Янь-ши — в китайской коммунистической историографии возведенный в ранг лидера «лендлордов» в противовес лидерам крестьянского движения «красных курток» [1996] Rachewiltz, In the Service p. 20. , — ничего такого не сделал для оправдания титула. Его происхождение вряд ли отличалось от родословной вожаков «красных курток», а сам он был типичным оппортунистом или, как отмечалось в источниках, «хамелеоном, способным менять цвет кожи, чтобы и пережить превратности судьбы, и чем-нибудь поживиться» [1997] Rachewiltz, In the Service p. 61. .

На этот раз Угэдэй был доволен Субэдэем и его соратниками. К своему ужасу, цзиньцы вдруг поняли, что не армия Толуя, против которой они нацелили все свои действия, была главной силой; это была хитроумная уловка монголов; на них теперь надвигался Джаггернаут Угэдэя и Субэдэя. Каким-то образом цзиньцам удалось собрать армию, по некоторым сведениям, численностью 110 000 человек под командованием Ваньянь-И. Три монгольские армии соединились в эйфории на местности возле современного города Юйчжоу. Они торжествовали после сокрушительного разгрома цзиньцев, когда Субэдэй смог занять позиции между цзиньской армией и Кайфыном. Загнанная в ловушку армия Ваньяня-И, последняя надежда цзиньцев, подвергалась методичному и беспощадному уничтожению. Это была и последняя битва полномасштабной цзиньской армии с монголами [1998] Franke, Geschichte iv pp. 285–286. .

После сражения Ваньяню-И было предложено сохранить жизнь в обмен на согласие служить монголам, но он отказался, сославшись на то, что не может поступиться своей честью и достоинством. Он попросил лишь об одном одолжении: разрешить взглянуть на великого Субэдэя. Его представили воину-ветерану, которому уже было за пятьдесят лет. Наблюдая за казнями, Субэдэй слушал со скучающим видом панегирики Ваньяня, вроде того, что по велению судьбы, а не случая, рождаются завоеватели, подобные Субэдэю. Монгольский полководец, не отличавшийся учтивостью, не проявил никакого интереса к похвалам цзиньца и приказал увести его для отсечения головы [1999] Abel-Remusat, Nouveaux melanges p. 95. .

Участь цзиньцев, казалось, теперь была предрешена. После кампании Толуя на западе вряд ли оттуда могли прийти подкрепления. Если войска и не были деморализованы, то они просто-напросто не могли противостоять монголам: у них оставалось самое большее 20 000 лошадей [2000] C. Sverdrup, 'Numbers in Mongol Warfare,' Journal of Medieval Military History 8 (2010) pp. 109–117 (at p. 116). . Монголы заблокировали все пути для отхода. Когда Ай-цзун наконец понял, что три монгольские армии идут на него, он послал своих людей открыть плотины на Желтой реке и затопить земли вокруг города, но они опоздали: монголы предвидели такое развитие событий и заняли дамбы. Поскольку уже все войска были спешно переброшены в Кайфын, где кризис достиг своего апогея, у императора не оставалось надежд на подкрепления и освобождение. Все знатные семьи, остававшиеся в усеченной империи после 1227 года, эмигрировали в безопасные пределы Сунского царства [2001] Paul J. Smith, 'Family, Landsmann and Status-Group Affinity in Refugee Mobility Strategeies: the Mongol Invasions and the Diaspora of Sichuanese Ehtes, 1230–1300,' Harvard Journal of Asiatic Studies 52 (1992) pp. 665–708. .

Оставались в запасе только самые крайние, чрезвычайнее меры. Очень слабые надежды возлагались на вмешательство Сун. Ай-цзун написал Сунскому двору очевидные предостережения: в случае победы монголы обратят внимание на территории южнее Янцзы. Но сунцы немилосердно пренебрегли воззванием о помощи, даже издевательски напомнили цзиньцам об их претензиях на феодальный сюзеренитет над династией Сун [2002] Peterson, 'Old Illusions,' loc. cit. p. 224; Jagchid & Symons, Peace, War and Trade pp. 134–135. . Можно было еще рассчитывать на заболевание, которое могло поразить монголов. Перед завоевателями стояла непростая задача: в Кайфыне проживали почти миллион человек [2003] Buell, Dictionary p. 138. . Они были полностью обеспечены чистой водой, жаропонижающими медикаментами, чего не имелось у монголов, тогда как провинция Хэнань была рассадником чумы, дизентерии, холеры и оспы [2004] This manifested itself particularly in the battles between Jin and Song in the twelfth century, when the aetiology of disease was thought to be connected with marmots (Perdue, China Marches West p. 47). . Может быть, природа сотворит то, что не в состоянии сделать цзиньцы. С приближением летней жары Угэдэй и Толуй отошли на север, оставив Субэдэя довершать истребление цзиньцев — брать Кайфын [2005] Mote, Imperial China p. 447. .

Если цзиньцы действительно молили судьбу, чтобы она поразила монголов, и их молитвы были услышаны, то пострадали не Субэдэй и не войска, осаждавшие город, а сам архитектор злого рока — Толуй. Когда Угэдэй и Толуй направлялись к монгольской границе, хан внезапно и тяжело заболел и находился почти при смерти. Шаманы «объясняли», что им завладели водяные духи и он исцелится только тогда, когда его заменит искупительная жертва. Толуй, любивший брата больше жизни, предложил себя в качестве такой искупительной жертвы. Затем он выпил чашу воды, над которой шаманы произносили заклинания, занемог и вскоре умер.

Так излагается это трагическое событие в «Тайной истории» [2006] SHO pp. 265–266; SHR pp. 203–205; SHC pp. 211–214. . Джувейни предлагает другой вариант: Толуй, закоренелый выпивоха, перебрал во время массовой попойки, получил алкогольное отравление и умер, три дня агонизируя и мучаясь страшными болями, в возрасте 40 лет [2007] JB I pp. 38–39, 167–168; II p. 549. . Однако существует и третья теория, которую отстаивают некоторые авторитетные историки. Она основана на допущении того, что уже действовала эндемическая фракционность, впоследствии разрушившая единую империю Чингисхана, и Толуя отравила тайная клика заговорщиков, возможно, состоявшая из потомков Джучи [2008] Fletcher, 'The Mongols,' p. 36; Rachewiltz, Commentary pp. 999–1001. See also JR II p. 1138; Boyle, Successors pp. 38–39, 167–168. . Всем степным кочевникам было присуще втайне использовать яды медленного действия. Они брали яд у монгольских змей, которые в изобилии обитали в районах вокруг озера Байкал. Яд выдавливался из зубов змеи на тарелку и хранился в высушенном виде до нужного момента. Яд приготавливался обычно осенью, его эффективность варьируется от сезона к сезону, и наибольшую силу он имеет осенью [2009] Gumilev, Imaginary Kingdom pp. 297–298. .