Фрэнк Маклинн - Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Карпини также отметил практичность и реализм Гуюка, рассчитавшего, что кампания будет длиться восемнадцать лет. Относительно шансов на успех историки всегда считали и считают до сих пор, что монголы могли бы дойти до Атлантики, но при одном условии: если Монголия будет единой и монолитной империей. Они не пощадили бы и Византию, как писал один византийский эксперт: «Преемники Чингисхана… стерли бы с лица земли как Византию, так и Латинскую и Болгарскую империи, если бы того захотели» [2421] Jackson, Mongols and the West p. 358; Nicol, Last Centuries p. 22. . Вероятность похода до Атлантики была высока: монголы досконально знали особенности европейской политики, в то время как Запад все еще пребывал в полном неведении об этих людях, идентифицируя их то исмаилитами, то антихристами, то посланниками сатаны, возбудителями хаоса, ереси и анархии, сторонниками ислама, катаров, ломбардских сепаратистов, даже ударными отрядами тайного международного еврейского заговора.

Можно сказать, что на Западе не было недостатка в эмоциях, но явно не хватало благоразумия и интеллекта [2422] Jackson, Mongols and the West pp. 143–147. . Карпини утверждал, что нашел средство, как нанести поражение монголам на поле боя, но это был всего лишь пропагандистский трюк для повышения морального духа на Западе [2423] Dawson, Mongol Mission pp. 44–49. . Карпини бодрился, но его более реалистичные современники пытались понять причины, побудившие монголов уйти обратно, и многие заподозрили, что может повториться история с троянским конем греков. Матвей Парижский предупреждал, что «татары» придут снова и ничто не помешает им дойти до Атлантики [2424] Monumenta Germaniae Historica, Scriptores 17 p. 341; Matthew Paris, Chronica Majora VI p. 82. . На Лионском Вселенском соборе в 1245 году один епископ высказал предположение, что война с монголами продлится тридцать девять лет — непонятно, откуда взялись эти сведения [2425] Monumenta Germaniae Historica, Scriptores 17 p. 341; Matthew Paris, Chronica Majora VI p. 387. .

В действительности, к 1242 году Монгольскую империю раздирали междоусобные склоки, создалась реальная угроза гражданской войны, и о вторжении в Западную Европу не могло быть и речи даже в отдаленной перспективе. Батый ушел из Европы из-за недостатка воинов и надвигавшегося конфликта с Гуюком и расположился в низовьях Волги исключительно для того, чтобы подготовиться к решающей пробе сил, которая уже казалась неминуемой.

Нехватка людей была на самом деле острейшей проблемой. После того как стало известно о смерти Угэдэя, рекруты, формально обязанные служить Гуюку и Бури, потребовали отпустить их домой, и Батый ничего не мог поделать с этим, не желая допустить даже самой малой гражданской войны в собственной империи. Мункэ отправился вместе с ними в Каракорум, увозя свой вариант антибатыйского скандала на злополучной пирушке и предпосылки будущей междоусобицы [2426] JB I p. 240; II p. 588. . Именно тогда Батый проявил себя как зрелый политик. Возможно, он и был посредственным полевым командующим, но превосходно владел искусством дипломатии и интриг. Еще до смерти Угэдэя Батый, готовясь стать ханом Золотой Орды, замыслил укрепить свои позиции, набирая союзников среди русских князей, и преуспел в этом, оказавшись неплохим психологом.

Александр Невский, не полюбившийся новгородским боярам, на два года исчез из города после победы над шведами на Неве, и спешно был призван обратно, когда на Русь напали тевтонские рыцари, захватившие Псков, находящийся западнее Новгорода [2427] Mitchell & Forbes, Chronicle of Novgorod pp. 86–87. . Репрессировав прогерманскую клику в Новгороде, Невский сразился с рыцарями и их союзниками на льду Чудского озера 5 апреля 1242 года. Численность воинств с обеих сторон была невелика: тевтонская армия состояла в основном из шведских и литовских добровольцев и ста рыцарей. Александр Невский одержал полную победу, хотя Суздальская хроника приписывает реальный вклад в успех русской рати его брату Андрею [2428] Fennell, Crisis p. 105; Tumler, Deutsche Orden pp. 266–267; Nicolle, Peipus. . В сражении погибли всего около двадцати рыцарей («вряд ли это доказывает какую-либо грандиозность битвы» — ехидничал один историк-скептик), и в действительности не было особенно больших жертв, когда германская армия провалилась под лед, не выдержавший веса закованных в железо рыцарей [2429] The quote is from Fennell, Crists p. 106. . Русские националисты, как, например, митрополит Кирилл в «Жизнеописании Невского», возвысили не более чем сшибку до уровня одной из величайших битв всех времен. Советская пропаганда закрепила это ложное клише, которое сохраняется и поныне [2430] Donald Ostrowski, 'Alexander Nevskii's "Battle on the Ice": The Creation of a Legend,' Russian History 33 (2006) pp. 289–312; Dittmar Dahlmann, 'Der russische Sieg fiber die "teutonischen Ritter" auf dem Peipussee 1242,' in Krumeich & Brandt, Schlachtenmythen pp. 63–75; Fennell & Stokes, Early Russian Literature pp. 107–121. The extent to which Lake Peipus has been presented as a battle to rank with Gaugamela, Zama, Alesia or Waterloo is well-nigh incredible. In Eisensteiris 1938 film, which portrays Nevsky as a peerless hero, no historical context is given. The Mongols appear, meaninglessly, in the first ten minutes, as if they were spear-carriers or extras in the drama. A great film, certainly, with wonderful music by Prokofiev, but essentially historical nonsense. Suppressio veri and suggestio falsi are used to create the impression that Nevsky saved 'Russia' (which of course did not exist at that time) from threats both east and west — Stalin's way of saying that the USSR could withstand attacks from both Hitler's Germany and Japan. . Невского занесли в число самых великих национальных героев русской истории, а православная церковь канонизировала его за непреклонность в игнорировании зазываний вселенского Ватикана, стоицизм и самоотречение в повиновении монгольскому режиму.

Реальный исторический Александр Невский, в отличие от легендарного героя, изображенного в русской мифологии, был скользкой и вероломной личностью. Самой примечательной деталью битвы на Чудском озере было то, что при Александре Невском находились послы Батыя в качестве военных советников. Конечно, тевтонская угроза была главным фактором, заставившим его сблизиться с монголами [2431] Buell, Dictionary p. 266; Jurgen Sarnowsky, 'The Teutonic Order Confronts the Mongols and Turks,' in Barber, Military Orders pp. 253–262. . Но его отношения с монголами всегда отличались двойственностью и двуличием; своекорыстно и нещадно наш герой во главу угла ставил свои амбициозные политические цели, этим и объясняется его безусловная верность Батыю и преемникам хана [2432] Isoaho, Aleksandr Nevskiy pp. 88–98. .

Батый вознаграждал его тем, что поддержал в борьбе с братом Андреем, который добивался религиозного сближения с Римом. Монголы сурово обходились с теми, кто «путался» с Ватиканом, считая его «мозговым центром», сосредоточием реальной власти на Западе. Когда великий князь Ярослав, отец Александра, как им показалось, замыслил отказаться от русского православия и подчиниться папству, монголы его отравили, хотя источники расходятся во мнениях относительно того, кто «заказал» убийство — Батый или Дорегене, вдова Угэдэя [2433] Dawson, Mongol Mission pp. 62, 65, 70; Fennell, Crisis pp. 98–99, 107–108, 110–120. . После смерти Батыя у Александра Невского особенно теплые отношения сложились с новым ханом Золотой Орды Сартаком (будто бы они стали «андами», побратимами), принявшим христианскую веру. Если даже Сартак и был отравлен своим дядей Беркэ, сменившим его и принявшим ислам, Александр Невский продолжал дружить и с ним. В обоих случаях — по отношению к отцу и побратиму — Александр Невский действовал как человек, не позволявший эмоциям вмешиваться в «реалполитик» [2434] For Sartaq see JR II p. 1291; JB I p. 223; Jackson & Morgan, Rubruck pp. 117–119; Allsen, Mongol Imperialism pp. 136–138; Allsen, 'Mongol Census-Taking in Rus', 1245–1275,' Harvard Ukrainian Studies 5 (1981) pp. 32–53 (at p. 40); Dawson, Mongol Mission pp. 45, 65, 117–118; Jackson & Morgan, Rubruck pp. 114–122; Pelliot, Horde d'Or pp. 134–144; Spuler, Goldene Horde pp. 33–34. There was a brief interregnum in 1257 between the khanates of Sartaq and Berke when Sartaq's brother Ulaghchi reigned (Pelliot, Notes sur Marco Polo I pp. 92–95; Pelliot, Horde d'Or pp. 47–51). For Berke's conversion to Islam see Jean Richard, 'La conversion de Berke et les debuts de l'islamisation de la Horde d'Or,' Revue des Etudes Islamiques 35 (1967) pp. 173–184; Istvan Vasary, 'History and Legend in Berke Khan's conversion to Islam,' in Sinor, Aspects III pp. 230–252. .