Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Лейла выпрямилась одним движением бедер, отвела прядку со лба и ухватила второй шар.

Потом приказала:

— Согдиам, пока я занимаюсь лепешками, подогрей кувшин воды с листьями мяты и зеленым луком, только свежим, тем, который я сейчас принесла. Но сначала мелко нарежь его. И приготовь еще кувшин молока для учителя Баруха.

Согдиам молча повиновался.

Какое-то время они молча занимались каждый своим делом. Пространство было таким тесным, что они постоянно задевали друг друга и едва не столкнулись над очагом, когда Согдиам клал травы в кувшин горячей воды, стоявший в глубине.

Прилепив последнюю лепешку, с раскрасневшимися от жара щеками, Лейла остановилась лишь на секунду, чтобы вытереть руки. Нахмурив брови, она приподняла крышки корзин и удивилась, обнаружив в них лишь то, что утром собрала Аксатрия.

Она резко выпрямилась, задев плечом руку Согдиама, в которой тот держал тяжелую флягу козьего молока, которое он осторожно переливал в кувшин с двойными ручками. Фляга выскользнула из его рук, кувшин опрокинулся, и струя молока выплеснулась на овощи и на стену перед сливом. Согдиам подхватил кувшин, который покатился и едва не раскололся об пол. С раздраженным жестом он выдал залп ругательств на диалекте нижнего города.

— Согдиам! Прости, — воскликнула Лейла. — Это я виновата!

— Еще бы! — взорвался Согдиам, закупоривая флягу ударом кулака. — Вот уж верно: ты виновата. Ничего удивительного! Ты как появилась на кухне, так и ходишь сквозь меня, словно меня тут и вовсе нет. Глаза у тебя широко раскрыты, но меня ты видишь не больше, чем если б я был духом, вылезшим из-под земли!

— Согдиам!

— Согдиам сделай это, Согдиам сделай то!.. Согдиам встал до зари, чтобы все приготовить. Согдиам не врет, когда говорит, что он тебя ждал. Тебе осталось только засунуть лепешки в печь. Все чисто и прибрано. Можешь заглянуть под любую крышку в этой комнате! Все прибрано и чисто! Ты пришла без Аксатрии, которая могла бы тебе помочь, и я помогаю тебе, словно служанка. Но Согдиам так и не дождется, чтобы твои губы сказали спасибо!..

— Эй! Вот и мой Согдиам тоже рассердился!

Лейла схватила его за плечи и привлекла к себе, поцеловав в лоб.

— Прости меня, Согдиам. Прости, — прошептала она ему на ухо. — Не обращай внимания, сегодня тяжелый день. Ездра в гневе, Аксатрия в гневе и ты тоже в гневе, а я…

Она запнулась, чувствуя, как в горле рождается рыдание, и еще крепче прижала Согдиама к себе, пытаясь успокоить не столько мальчика, сколько себя.

— Конечно же, я тебя вижу, мой Согдиам! И конечно, я говорю тебе спасибо.

Она покрыла его веки частыми поцелуями. Согдиам не отвечал, не смея к ней прикоснуться. Он просто стоял рядом с ней, затаив дыхание, чуть выпятив грудь, весь дрожа.

Лейла мягко отстранила его. Взгляд мальчика был таким недоверчивым, что напомнил ей дикое, так до конца и не прирученное животное.

— Улыбнись!

Губы Согдиама искривились и сложились в гримасу, которая хоть и не была улыбкой, но выражала всю глубину его привязанности и тоски по ласке. Лейла взяла его за подбородок, заставив посмотреть себе в лицо.

— Ты никогда не будешь мне супругом, Согдиам, — произнесла она очень тихо. — Я слишком стара для тебя. Но я знаю, как часто буду сожалеть об этом. И еще я знаю, что мы навсегда останемся друзьями!

Они застыли на несколько мгновений. На те мгновения, пока Согдиам, сверкая зрачками, не осознал, что Лейла не шутит. Тогда он упрямо высвободился и заявил:

— Ничего. Не так уж много молока пролилось. Я вытру.

Чувствуя ком в горле, удивляясь силе собственных переживаний, Лейла смотрела, как он суетится, вытирая и прибирая плоский камень, грязные сосуды и утварь. Маленький, но серьезный и мужественный, преданный и решительный. Подобную решимость и мужество не часто встретишь среди мальчиков его возраста в городе Сузы.

— Я не проверяю твою работу, Согдиам, — сказала она ровным голосом. — Я знаю, что ты делаешь куда больше, чем Ездра тебе поручает. Я только удивлена, что эти корзины не так полны, как должны быть. Ездра ничего не ест, а у учителя Баруха аппетит как у птички. И при этом у вас почти не осталось ни ячменя, ни сушеных овощей, которые Аксатрия и я принесли вам в последний раз. А должно было остаться не меньше четырех-пяти мин и того, и другого! Мне трудно поверить, что ты один съел все остальное. И выбрасывать смысла не было.

Согдиам ответил не сразу.

— Мы ничего не выбрасывали. Мы отдали, — признался он наконец.

— Отдали?

— Это Ездра придумал.

— Что ты хочешь сказать?

Согдиам снова замялся, прежде чем ответить. Взгляд его обратился к печи. По краям лепешек появилась чернеющая корочка. Комната уже наполнилась бархатистым запахом ячменя, но они не обращали на это внимания.

— Твои лепешки подгорят, — заметил он.

— О Боже Всемогущий!

Лейла проворно ухватила длинную деревянную лопатку и толстый кусок саржи. Она нагнулась над печью, прищурив глаза, чтобы уберечь их от жара, и ловко, одним движением лопатки отцепила лепешки, не сломав их, и уложила на тряпицу. Потом выпрямилась, тяжело дыша, с каплями пота на лице.

— Уф, еще секунда, и они бы сгорели!

— Отвар тоже, наверное, готов, — заявил Согдиам, в свою очередь ныряя в печь за кувшином.

Лейла разложила золотистые дымящиеся лепешки на плетеном пальмовом блюде, добавила к ним несколько фиг и горшочек молока. Наблюдая за Согдиамом, который процеживал отвар в большую миску, она вернулась к своему вопросу:

— Как это вы отдаете еду?

Согдиам бросил на нее укоризненный взгляд. Нерешительно, будто собирался выдать секрет, он указал подбородком на двор.

— Три или четыре луны назад одна из женщин, из тех, которые живут в зорифах, пришла к нам. Она так громко причитала, что ее, верно, было слышно и в городе Сузы! Мы дали ей немного ячменя.

Он замолк с легкой улыбкой.

— Погоди.

Он снова перегнулся через край печи, вытащил из-под золы небольшую глиняную тарелку, накрытую крышкой.

— Это сюрприз для учителя Баруха, — объявил он, приподнимая крышку куском ткани и поглядывая, как отреагирует Лейла.

В клубах пара до ноздрей Лейлы донесся аппетитный запах.

— М-м-м-м, как вкусно пахнет.

— Пюре из репы и фиг с размятой рыбой, я добавил туда много кардамона, базилика и простокваши. Мое собственное блюдо.

— Но у учителя Баруха болит живот, и он говорит, что ничего не будет есть!

— А, у него болит живот, пока под носом у него не появится вот это! Увидишь, стоит ему почуять запах, как он подскочит от удовольствия.

Согдиам затрясся от смеха. Лейла засмеялась вместе с ним.

— Я и не знала, что ты так любишь готовить.

— Я придумываю то одно, то другое блюдо, смешиваю, потом пробую. Если мне нравится, предлагаю Ездре и учителю Баруху. Они много не едят, но пробуют по кусочку. Они не привередливы. Иногда им что-то и впрямь приходится по вкусу. Особенно учителю Баруху. А то он все время просил одну и ту же ячменную кашу из-за своих зубов. Вернее, из-за их отсутствия. А мне надоело, что на кухне все время пахнет одинаково…