Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Гнев на Антиноя, который так глупо взял да и отправился щегольнуть своими воинскими доспехами в нижний город, утих. Слишком велико было желание забыться в его объятьях, обрести в них покой и доверие. С кем еще она могла поделиться тем решением, которое родилось в ней во время унизительного визита к Парисатис?

Но она боролась с собой. Решение зрело в самой глубине ее сердца, по ту сторону любви и нежности. Решение, которое она разделит со своим возлюбленным, как делят они порывы желания.

Но время еще не пришло.

Да и Антиной был очень занят.

Каждый день ему приходилось отправляться в Цитадель. Как и все офицеры его ранга, он был обязан присутствовать в большом дворе Ападаны, пока Царь царей сидел за трапезой, один или вкушая прелести нескольких наложниц.

Затем, в зависимости от расположения духа, Артаксеркс Новый призывал то одного, то другого придворного составить ему компанию в беседе за занавесью. Он задавал вопросы своим генералам и героям, заставлял рассказывать о сражениях, в которых они участвовали, или о нравах тех стран, где они побывали или которые они покорили.

Так прошла четверть луны. Наконец однажды утром Аксатрия приготовила корзину с провизией, чтобы отнести ее в нижний город.

Лейла, увидев ее за этим занятием, одобрительно улыбнулась.

Наступил «день ее дня», как говорил Согдиам. Она была готова увидеться с Ездрой. Она была готова сказать ему те слова, которые сотню раз произносила в тиши своих ночей.

Лейла и Аксатрия держались за ручки корзины. Как обычно, дети сопровождали их своими криками, и они добрались почти до самого дома Ездры, прежде чем Согдиам, подпрыгивая на своих искалеченных ногах, выбежал им навстречу.

Глаза его блестели от возбуждения и досады, пока он, не переводя дыхания, объяснял, что отлично знал про сегодняшний день, Лейлин день, что он не забыл про нее, вовсе нет.

— Но только я собрался выйти из дома, как Ездра велел приготовить отвар и испечь хлебцы. У него и учителя Баруха сегодня гость. Кто-то важный!

Он перехватил кожаный ремень, за который держалась Лейла, чтобы дальше нести корзину вдвоем с Аксатрией.

— Важный, но он ни с кем не ссорился, — добавил он, искоса глянув на Лейлу.

— Антиною ни в коем случае не следовало приезжать сюда на колеснице.

— Вот уж нет! — запротестовал Согдиам. — Все были ужасно рады увидеть такую красивую колесницу на наших улицах. Не каждый день это случается.

Согдиам задумчиво помолчал, потом добавил дрожащим от восхищения тоном:

— Он тоже красивый. И даже любезный для перса. Ездра рассердился на него, но он остался спокоен. Как будто стоял под стрелами на поле битвы, а они его не задевали.

Лейла покраснела и сделала вид, что не заметила, как мальчик подмигнул ей. Аксатрия вовремя сменила ход мыслей Согдиама, спросив:

— А с чего ты взял, что он такой важный, этот гость?

— Ну конечно важный, — заверил Согдиам, вращая глазами. — Ездра и учитель Барух прервали занятия, едва он вошел во двор. Учитель Барух даже встал, чтобы его поприветствовать. Захария, вот как его зовут, Захария, сын Пареоха. И они велели мне принести ему еды и питья. Конечно он важный, Аксатрия.

Проходя через двор к кухне, Лейла и Аксатрия украдкой заглянули в комнату для занятий, дверь которой, как обычно, была распахнута. Учитель Барух, Ездра и посетитель сидели на табуретах и оживленно беседовали.

Мужчина был Лейле незнаком, но она сразу же признала в нем одного из тех евреев Суз или Вавилона, которые, в отличие от дяди Мардохея, сохранили в своем обличии традиции времен до изгнания. На нем была надета длинная туника в темно-синюю и серую полоску, на густых коротких волосах лежала цилиндрическая шапочка. В его длинной и редкой бороде не было и следа тех украшений, которые так любили персы. Он казался выше Ездры. Лет ему было не меньше сорока. У него был маленький рот, быстрый взгляд и настойчивый голос. Руки, короткие и пухлые, подчеркивали каждое его слово, будто он выписывал его в воздухе.

На кухне Аксатрия и Лейла выгрузили припасы из корзины, стараясь производить как можно меньше шума. Из комнаты для занятий до них доносились голоса, отраженные и приглушенные стенами, от которых отлетали обрывки фраз. Наконец Лейла не выдержала, уж слишком велико было ее любопытство. Прижав палец к губам, она потребовала от Аксатрии и Согдиама полной тишины и скользнула на порог кухни. Прижавшись спиной к стене, она подобралась поближе к комнате для занятий и услышала голос незнакомца:

— Ездра, я верю в то, что говорю, и члены моей семьи тоже в это верят. А их сто пятьдесят человек вместе со всеми сыновьями и племянниками. Твое письмо пронзило наши сердца, как стрела. Мы ничего не знали об этой катастрофе. Мы пребывали в счастливой уверенности, что Неемия продолжает свое дело в Иерусалиме…

— Вы пребывали в счастливой уверенности, потому что вы пребывали здесь, — иронически прервал его учитель Барух. — Здесь, на подушках беспечности! Не с Неемией. Нет! Не думая о том, что с ним происходит там, в Иерусалиме, где для счастья пока нет места! Вы пребывали в забвении гнева Предвечного, который изгнал нас с земли Иудейской за то, что мы были глухи к Его Слову.

— Ты прав, учитель Барух! Увы, ты прав.

— Конечно я прав, Захария! Увы, увы! Ибо в чем я упрекаю тебя, в том же я стократно упрекаю и себя. Мы остаемся здесь, под крылом царя персов, а Предвечный ждет нас там.

— Вот что происходит, — вмешался Ездра твердым спокойным голосом. — Сыны Израилевы живут и здесь, и там. Другими словами, они нигде. Они остаются одним племенем, от отца к сыну, но уже не народом, живущим на земле, куда Яхве привел Авраама.

— Но почему Неемия потерпел поражение? — простонал Захария. — Он уехал по воле Царя царей. У него было золото и солдаты. Рука Яхве простиралась над ним!

— Ты в этом уверен? — возразил Ездра, не теряя спокойствия.

— Что ты хочешь сказать?

— Если бы рука Яхве простиралась над ним, он не потерпел бы поражения, — вздохнул учитель Барух. — Когда это бывало, чтобы не исполнялась воля Предвечного? Или ты полагаешь, друг Захария, что стены Иерусалима и Храма не были бы восстановлены, если бы того пожелал Яхве?

— Ошибка в том, — продолжал по-прежнему ровный голос Ездры, — что Неемия отправился восстанавливать стены, но Яхве не поддержал его. Почему? Потому что восстанавливать надо не только стены Иерусалима, Захария.

— Да, — пробормотал Захария. — Еще и Храм, и…

— Это сердца и помыслы разрушили стены Храма, — громовым голосом прервал его Ездра. — Это сердца и помыслы позволили Вавилону обратить землю Иудейскую в пыль. А значит, и восстанавливать нужно сначала сердца и помыслы, а потом уже поднимать камни на стены.