Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Ездра застыл и некоторое время обдумывал ее слова. Глаза учителя Баруха превратились в две щелки, в которых едва проблескивали зрачки. Борода его тряслась. Ездра рассмеялся нервным и едким смехом.

— Да будет тебе, Лейла! Ты же знаешь, что это невозможно. Посмотри на меня. Посмотри на эту комнату и на то, что нас окружает! Как может взгляд Царя царей остановиться на мне?

— Так пожелает Яхве.

Лицо Ездры омрачилось.

— Лейла, не говори так. Это не…

— Дай ей высказаться, мой мальчик, — перебил его учитель Барух без улыбки.

— Я думаю об этом уже много дней, Ездра. И сегодня я уверена, что права. Я это знаю, как знает Захария, над которым вы смеетесь, как знают все, кто, говоря о Ездре, называет его мудрецом из нижнего города. Или ты полагаешь, что они преклоняются перед тобой, потому что ты проводишь дни, уткнувшись носом в папирусные свитки? Потому что ты в учении догнал или даже превзошел учителя Баруха?

Она бросила взгляд на старого учителя. Тот ободряюще кивнул.

— Нет, они преклоняются перед твоим упорством, Ездра, зная, чего тебе стоило прийти сюда и остаться здесь. И нам всем необходимо это упорство, чтобы надеяться, чтобы перестать быть племенем, рассеянным, словно хлебные крошки в пыли царств Артаксеркса Нового.

Аксатрия и Согдиам слушали, остановившись на пороге. Ездра собрался было выставить их вон, но остановился и с улыбкой провел кончиками пальцев по щеке Лейлы.

— Мне нравятся твои слова, сестра моя, они доказывают твою любовь. Но то, что ты говоришь, неверно. Те, кто в изгнании, ничего не ждут от меня. Иначе они пересекли бы пустыню вместе с Неемией и рука Яхве простерлась бы над ними. Нет, им слишком хорошо здесь, уверяю тебя, совсем как дяде Мардохею.

— Потому что никто не восстал, чтобы указать им, в чем их долг, — не сдавалась Лейла. — Потому что никто не сделал первого шага в пустыню. Потому что никто не пришел к Царю царей и не сказал ему: «Дай мне войти в Иерусалим и восстановить Храм Бога Небесного».

Ездра засмеялся, схватил Лейлу за плечи и прижал к себе. Его лицо осветилось счастьем. Аксатрия, Согдиам и учитель Барух давно не видели его таким радостным.

— Лейла! Мы уже не дети! И уже не в том возрасте, чтобы предаваться мечтам. Но я понимаю, как ты любишь меня, когда так говоришь…

— Нет, Ездра!

Лейла оттолкнула брата жестом таким же твердым, как ее голос.

— Не обращайся со мной, как с ребенком. И никакая любовь к тебе не может меня ослепить. Я знаю, кто ты. Отныне и ты должен узнать, какова цена твоим словам и твоему мужеству.

Радость Ездры испарилась. Тень замешательства легла на его лицо.

— Я не стремлюсь стать тем, о ком ты говоришь, — выдохнул он. — Я занимаюсь учением вместе с учителем Барухом. А учение не прерывают, даже чтобы восстановить стены Иерусалима!

— Ага! Вот и он говорит то же, что я сказал Неемии! — воскликнул старый учитель пронзительным голосом. — Вот и ты повторяешь эту глупость, мой мальчик!

— Но разве не этому ты меня учил?

— Ну да, я сказал это, сказал!

Хрупкое тело учителя Баруха затряслось от смеха. Он подмигнул Лейле.

— И добавлю: учению нет конца, в отличие от самого учителя.

Повисло странное молчание.

Лейла повернулась и направилась во двор.

— Лейла, ты не можешь проповедовать волю Яхве! — выкрикнул ей в спину Ездра. — Это будет богохульством.

Лейла обернулась с улыбкой, согласно кивнув головой.

— Я и не собиралась этого делать. Но если Артаксеркс велит тебе предстать перед ним, ты должен будешь вспомнить, как говорил Аарон за Моисея, когда они стояли перед Фараоном.

Пока повозка катила в сторону Суз, они задумчиво молчали, и наконец Аксатрия заметила:

— В очередной раз ты была у Ездры и ничего не сказала ему о свадьбе. Твои дядя с тетей изойдут желчью.

— Ездра знает о моем замужестве все, что ему нужно знать, — возразила Лейла.

— Но он по-прежнему против.

— Это не имеет значения.

Аксатрия подскочила, выкатив глаза.

— Ты больше не хочешь замуж?

— Разве я это говорила? Я дала клятву: я выйду замуж. После.

— После?

Лейла не ответила.

Аксатрия молчала до самого конца улицы, не отводя глаз от покачивающейся головы молодого раба, правившего их упряжкой. Наконец она воскликнула:

— Ты и правда веришь в то, что сказала Ездре? Что Царь царей призовет его во дворец?

— Да.

— Но Ездра прав. Это невозможно. Откуда Царю царей знать про Ездру и что он…

Она осеклась и пристально вгляделась в Лейлу.

— Вот оно что! — присвистнула она. — Парисатис вызывала тебя не только для того, чтобы подарить украшения!

Лейла улыбнулась, ничего не ответив.

Зал воды был вытянут в длину. Свод из покрытых глазурью кирпичей, украшенный морскими чудовищами, полурыбами, полулюдьми, и птицами, каких не видел ни один человеческий глаз, служил и потолком, и стенами. Вьющийся ароматный пар приглушал плеск воды, звук голосов и смех.

Евнухи провели Антиноя к тканевой ширме, которая перекрывала дальний конец зала и не позволяла видеть длинный бассейн, занимавший почти все его пространство. Слуги кипятили эвкалиптовое масло и росный ладан, смешанные с душистой камедью, и выливали все это в воду. Воздух был так тяжел и насыщен ароматами, что Антиною потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть и свободно дышать.

С него сняли перевязь, оружие и даже сандалии, потому что уже были случаи, когда именно в сандалиях скрывались смертоносные лезвия. Когда он уселся на низкое ложе, служанки принесли ему на медных подносах разнообразные напитки, переливающиеся яркими цветами, и пирожные с миндальной пудрой и медом, приправленные кардамоном.

Пот уже выступил крупными каплями у него на лбу. Он заранее набрался терпения и духа, чтобы дурман страха не подточил его разум. Однако когда из-за ширмы раздался голос, он вздрогнул, словно внезапно увидел, что его окружают обнаженные мечи.

— Антиной! Красавец Антиной! Тихоня Антиной! Значит, мне нужно призвать тебя, чтобы услышать твое приветствие, хотя прошло уже несколько дней с тех пор, как ты вернулся в Сузы!

— Моя царица… — едва слышно проговорил Антиной.

В тоне Парисатис звучала чувственная усмешка, которая смутила его больше, чем упрек.

— Моя царица, — вновь заговорил он, стараясь придать голосу твердости, — как бы я посмел предстать перед тобой без твоего приказа?

Низкий смех прозвучал по ту сторону ширмы.

— Ну разумеется… Как бы ты посмел?

Парисатис снова засмеялась. Мускулы Антиноя расслабились. Он правильно ответил.

Некоторое время он слышал только шум воды, не осмеливаясь ни пить, ни есть. Ложе, на которое его усадили, было мягким и уютным, но он сидел, выпрямившись, так же неподвижно, как окружавшие его евнухи и служанки.