Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

— Лейла…

На долю секунды ей показалось, что это Антиной. Антиной, который воспользовался темнотой, чтобы прийти к ней, несмотря на шпионов Парисатис.

Но нет. Она почувствовала запах женских благовоний и наконец узнала голос.

— Аксатрия!

— Не так громко, ты разбудишь весь дом!

— Что случилось? Почему ты пришла без света?

Аксатрия вложила ей в руки шаль. Лейла оттолкнула ее, готовая протестовать.

— Ш-ш-ш, не шуми… Там внизу Согдиам, — прошептала Аксатрия.

— Согдиам? Что он там делает?

— Он сам тебе скажет. Поторопись.

Аксатрия уже подталкивала ее к двери и к темным коридорам.

Мгновением позже Лейла увидела Согдиама на кухне. Он скорчившись сидел у догорающих углей очага. Несмотря на одеяло, которым его укутала Аксатрия, он стучал зубами, обхватив ладонями кружку с обжигающим настоем.

Он хотел встать им навстречу, но искалеченные усталые ноги едва держали его. Лейла и Аксатрия бросились поддержать его, чтобы он не упал.

— Он бродил по городу с самого захода, — объяснила Аксатрия.

— Но я же должен был прятаться, прежде чем прийти сюда, — пробормотал Согдиам, натягивая одеяло на голову. — Иначе стража поймала бы меня. С моими дурными ногами я бы не смог проскользнуть незамеченным.

— Что-то случилось с Ездрой? — спросила Лейла.

— Нет, нет, — заверил Согдиам. — С Ездрой все в порядке Я пришел из-за учителя Баруха. Вот с ним не очень хорошо.

— А что с ним?

Аксатрия велела:

— Дай ему допить настой, пусть он немного согреется, иначе он заболеет. Пойду принесу ему сухую тунику. Его собственная превратилась в кусок льда.

— Сначала, — заговорил Согдиам, придя в себя, — сначала я ничего не замечал. Учитель Барух очень хвалил мою стряпню, просил положить еще немного того, еще немного сего. Я и добавлял, мне было приятно. Я думал: «Надо же, какой у учителя Баруха отличный аппетит и как он любит мои блюда!» Я ему готовил разную рыбу, фрикадельки из проса, ячменные лепешки с фаршированными голубями, маслины и фиги… Честно, отличная стряпня! Некоторые рецепты я не знал, но получалось так здорово, что я быстро учился. Один рецепт тянет за собой другой, тот еще один… Учитель Барух ел все, ничего не оставлял. А если Ездре не нравилась еда или он не был голоден, то учитель съедал и его порцию! Конечно, я удивлялся, но ты же знаешь учителя Баруха. Вот уж у кого странный характер. То он смеется, то рта не раскроет, то глаз, то брюзжит, то говорит с утра до вечера. Четыре ночи назад я проснулся от его стонов. Ему было очень плохо. Я услышал, как Ездра зовет меня, наверное, чтобы я помог, заварил травы, как вы меня научили. Но нет, они ничего не попросили. Учитель Барух не захотел. Я лежал в темноте и слушал, как они переругивались. Ездра говорил: «Ты заболел, учитель. И я знаю почему. Ты идешь против воли Яхве. Я это вижу». А учитель Барух ему отвечал между стонами: «Не кичись, мой мальчик. Ничего ты не видишь. Кроме собственной гордыни ты ничего не видишь. Я просто стар, а старики болеют и умирают, вот и все». А Ездра все возражал: «Ты не должен доводить себя до болезни, как ты это делаешь, учитель, Закон это запрещает. Согдиам поможет тебе!» А учитель Барух ему в ответ: «Тогда вернись к занятиям! Ты теряешь время, Ездра. Ты не должен прерывать свой сон, чтобы возиться со стариком. Только невежественный олух стал бы этим заниматься!» Вот… И так они спорили несколько часов… Утром, когда я подошел к учителю Баруху, он лежал совсем измученный. По правде говоря, я решил, что он умер. Ездра был сам не свой. Даже заниматься не мог. Он отослал Захарию и всех, кто пришел во двор. Я на всякий случай приготовил отвар от живота для учителя Баруха. Когда я поставил кружку рядом с ним, он отказался пить, и вы никогда не догадаетесь, что он мне сказал!

Взгляд Согдиама, блестящий от возбуждения, перебегал с Лейлы на Аксатрию, чтобы снова вернуться к Лейле.

— Он сказал: «Согдиам, мальчик мой, если ты хочешь быть хорошим евреем, приготовь мне свежий ячменный хлеб, фаршированный голубиными яйцами, молоками, потрохами барашка, зарезанного по всем правилам Яхве, добавь лука, много чеснока и принеси простокваши». Вот что он сказал. После такой-то ночи!

— И ты приготовил? — спросила Аксатрия, помолчав.

— Нет. Где в нижнем городе я найду потроха барашка, зарезанного по всем правилам? Да и в любом случае Ездра мне запретил. Он утверждает, что учитель Барух хочет уморить себя до срока, предначертанного Всевышним.

— И что дальше? — продолжала расспрашивать Аксатрия.

Возбуждение ушло из глаз Согдиама. Он провел пальцем по потрескавшимся губам и обратился к Лейле:

— Поэтому я и пришел сюда. Учитель Барух решил, что он не будет ни пить, ни есть, пока я не приготовлю ему его фаршированный ячменный хлеб. Что мне делать? Где найти потроха? Я не мог оставаться в нижнем городе, околевая от холода. Кто мог помочь мне, кроме тебя? Но в снег, да еще ночью, и с моими ногами… это было не просто. Я заблудился. Ездра объяснил мне, где ваш дом, но как его найдешь в темноте, среди этих улиц и хором…

Лейла не могла вымолвить ни слова. Она притянула Согдиама к себе, целуя его в голову, пока Аксатрия утешала его:

— Все хорошо, мальчик, все хорошо. Как только рассветет, мы возьмем повозку и поедем. Тебя мы спрячем под одеялами. А потроха в этом доме наверняка есть. Если только учитель Барух действительно их хочет. В одном можно не сомневаться: от голода он не умрет.

На улице было столько народу, что, когда они добрались до дома Ездры, Согдиаму пришлось назвать себя, чтобы им дали пройти. Как новость о том, что учитель Барух в агонии, распространилась в нижнем городе? Лейла понятия не имела. Казалось, слухи разносятся по воздуху.

Во дворе дома, до странности тихом, было тоже полно людей. Лейла узнала Захарию. Она бросилась в комнату для занятий.

Ездра с глазами, запавшими от усталости и горя, сидел на своем табурете, вплотную придвинутом к ложу учителя Баруха. Он встал, когда она вошла в комнату, и обнял ее со вздохом облегчения. Прежде чем она успела задать вопрос, он прошептал:

— Он еще дышит.

Лейла встала на колени перед постелью старого учителя. Он лежал с закрытыми глазами и мирно расслабленными чертами, его лицо в пышном ореоле бороды и шевелюры отдыхало, обретя, наконец, покой. Лейла на секунду замерла, не в силах шевельнуться. Нежность, страх и печаль привели ее в оцепенение. Она бросила взгляд на губы и ноздри старика: они были мертвенно-бледными, без малейших признаков жизни. Она робко прикоснулась к его лбу. Он был едва теплым. Щеки были не теплее. Она подумала: слишком поздно. Ездра ошибся: учитель Барух больше не дышал.

Не отдавая себе отчета, она застонала и подняла лицо, взглянув на Ездру. Не говоря ни слова, он покачал головой и встал на колени рядом с ней. Очень осторожно он поднес к ноздрям учителя Баруха тонкую серебряную пластину.