Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Ее слегка заволокло дыханием.

Стоя на пороге, Согдиам и Аксатрия следили за каждым их движением. Едва слышно Согдиам спросил:

— Он еще дышит?

Лейла кивнула.

— В таком случае нельзя терять времени, — вполголоса бросила Аксатрия. — Идем на кухню.

Она потянула мальчика за рукав, и Лейла услышала, как Согдиам запротестовал:

— Но зачем?

— А его фаршированный хлеб?

— Ты с ума сошла! Он не сможет есть в таком состоянии.

— Откуда ты знаешь? Он жив, и он попросил ячменного хлеба, только это и важно. Давай, разожги побыстрее огонь в печи.

Аксатрия была права. Она произнесла именно те слова, которые хотел услышать учитель Барух. Лейла хотела улыбнуться, но у нее не хватило сил. Она присела на край постели, плечи ее задрожали от нахлынувших рыданий. Ездра обнял ее и прижал к себе. Она нащупала его руку и переплела его пальцы со своими, кусая губы, чтобы унять их дрожь. Впервые за долгие годы Лейла увидела, как слезы заблестели в покрасневших глазах Ездры.

Она тихонько прислонилась к нему. Их виски соприкоснулись. Сквозь одежду Лейла чувствовала тепло его тела. Она почти позабыла, что у Ездры такое же юное тело, как и у нее. Это было так давно…

Брат и сестра. Лейла и Ездра!

Как давно!

Незадолго до сумерек учитель Барух проснулся. Его веки распахнулись, и сверкнул взгляд, живой и быстрый. Он мгновенно узнал склонившиеся над ним лица и просиял улыбкой.

— Голубка моя, — прошептал он. — Я знал, что ты придешь.

Лейла и Ездра отстранились друг от друга.

— Согдиам привел меня, учитель Барух.

— Хороший мальчик, хороший мальчик.

Веки старика снова сомкнулись. Лейла подумала, что он опять задремал, но пальцы его правой руки тихонько зашевелились.

— И ты, и ты, — прошептал он едва слышно, не открывая глаз.

Лейла и Ездра не сразу поняли. Старые пальцы задвигались быстрее, пока наконец Ездра не вложил свою руку в правую ладонь учителя Баруха, а Лейла обхватила левую. Легкая улыбка заиграла на губах старого учителя.

Так они провели несколько мгновений.

Со двора доносился приглушенный шум голосов. Из кухни, где Аксатрия и Согдиам сотворили чудо, тянуло вкуснейшим дымком.

Глаза учителя Баруха снова широко открылись, ясные до прозрачности, и остановились на Лейле.

— Все сбудется, — выдохнул он. — Ты сделала все как нужно, я знаю. Не сомневайся. Такова воля Яхве.

Глаза Лейлы затуманились. Впервые после того как она ушла от Парисатис та пленка липкого стыда, которая накрыла ее, когда она стояла перед царицей, начала растворяться. О да, простые слова учителя Баруха очистили ее.

Потом он посмотрел на Ездру:

— Всякая вещь имеет свой конец, Ездра.

— Учитель…

— Послушай меня. Всякой вещи положены начало и конец.

Он помолчал, набираясь дыхания и сил.

— Вспомни слова Исайи: «Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя» .

Он вновь замолчал. Слишком велико было усилие. Вся его воля сосредоточилась в глазах.

— Время для учения и время для восстановления стен Иерусалима, — выговорил он. — Время, чтобы Барух бен Нериах возблагодарил Яхве.

Ездра хотел что-то сказать, но веки учителя Баруха смежились.

Лейла подумала, что все кончено. Однако после секунды полной тишины пальцы учителя Баруха сжали ее собственные.

— Я слышу запах ячменного хлеба, хлеба с начинкой! Какое объедение…

Лейла взглянула на Ездру. Тот кивнул и сказал:

— Согдиам только что испек его для вас, учитель.

Веки и губы учителя Баруха задрожали.

— Принесите его, принесите.

Ездра кинулся за Согдиамом и Аксатрией. Хлеб поднесли к самому лицу учителя Баруха. Улыбка, осветившая его старое лицо, была легкой и светлой, как у юноши, жаждущего жизни и полного надежд.

Через секунду он уже не дышал.

Всю ночь в доме горели свечи. Хотя никто этим вроде бы не занимался, нашлись и жир, и фитили, и масло. Еще до того как звезды проглянули сквозь тучи, двор и прилегающие к дому Ездры улицы осветились сотней огоньков.

Захария и его люди пели. Ездра прочел слова из свитка Исайи, которые учитель Барух знал наизусть:

Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем, все любящие его!..

Возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нем,

Чтобы вам питаться и насыщаться от сосцов утешений его,

Упиваться и наслаждаться преизбытком славы его.

С утра небо Суз было затянуто туманом, от которого побелело солнце и ослепительно засверкал снежный покров. Когда бледный солнечный диск добрался до зенита, который в это время года располагался прямо над Цитаделью, они пришли.

Без колесницы, пешком, но вооруженные. Дюжина солдат в войлочных шлемах и меховых накидках, с копьями в руках. Они прошли сквозь смолкнувшую толпу. Дойдя до порога дома, офицер спросил, кто здесь Ездра, сын Серайи.

Когда Ездра появился перед ними, офицер протянул ему восковую табличку и возвестил:

— По приказу нашего царя, Артаксеркса Нового, Царя царей, царя народов востока и запада по воле Ахуры-Мазды, великого бога. Слова его предписывают тебе, Ездра, сын Серайи: в день послезавтрашний ты явишься к статуе Дария Отца, у подножья южной лестницы Ападаны. Ты предъявишь эту табличку до середины дня, и тебя проведут. Такова воля Артаксеркса, Великого Царя.

Солдаты отбыли как и пришли — двумя прямыми сомкнутыми рядами сквозь расступившуюся толпу.

Изумление погрузило присутствующих в молчание. Каждый повторял про себя слова офицера, не умея постичь всего их смысла.

Еще не веря, с тревожным лицом Ездра сжимал табличку двумя пальцами, будто воск заключал в себе колдовство или ядовитое насекомое.

Лейла почувствовала, что у нее дрожат ноги. Если бы Аксатрия не поддержала ее сзади, она бы осела на землю.

Значит, царь призвал Ездру!

Значит, Парисатис сказала свое слово.

Значит, учитель Барух был прав.

Захария первым вскричал:

— Слава Яхве! Слава Предвечному!

Этот крик поддержали в толпе, он разнесся по двору, в то время как руки поднимались к небесам, прищелкивая и аплодируя, взметая в воздух шапки и тюрбаны. Траур и слезы в один миг превратились в торжество и такую огромную радость, что обитатели нижнего города были смущены и растерянны.

До наступления вечера Согдиаму пришлось сотню раз объяснять причины смеха, и что в этом, возможно, сказал он, заключалось чудо кончины учителя Баруха и объяснение той прекрасной улыбки, с которой он вкусил последнюю секунду своего земного существования.

Но в тот момент, когда тело старого мудреца собирались предать земле, Ездра вдруг остановился. Он пристально посмотрел на Захарию и Лейлу.