Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

— Это невозможно.

Он схватил полученную из Цитадели табличку, заполненную со всем искусством писцов Ападаны, и замахал ею над головой, повторяя:

— Это невозможно! Я не могу предстать перед царем.

Все, кто слышал эти слова, оцепенели. Их стали передавать друг другу, как чуть раньше передавали счастливую весть. И на этот раз исполненное удивления молчание нависло над двором и скользнуло на улицу.

Наконец Захария спросил нетвердым голосом:

— Почему невозможно?

— Тот, кто стоит перед царем, должен пасть ниц. Он должен преклонить колени и даже поцеловать ладонь и сдуть поцелуй в направлении Артаксеркса.

— Да, — подтвердил Захария, нахмурив брови. — Это все знают.

— И того, кто не преклонится, — продолжал Ездра, размахивая табличкой, — схватят евнухи, и аудиенция будет отменена.

— Да сохранит тебя Предвечный! — воскликнул Захария, выпучив глаза. — Ты преклонишься, и все будет хорошо.

Ездра издал гневный рык и принялся расхаживать взад и вперед, не обращая внимания на ошеломленные лица, которые разворачивались вслед за ним.

— Как тот, которому суждено повести народ Яхве в Землю обетованную, может преклониться? — выкрикнул он, глядя на Лейлу.

И опять Захария ответил ему, встав перед Ездрой, чтобы сдержать его:

— Да будет тебе! Что дурного в том, чтобы преклониться перед Царем царей? Таков обычай. Даже самые могущественные вельможи, даже греческие послы так делали. В этом нет ничего зазорного.

— Захария! — зарычал Ездра.

В ярости он выронил из рук табличку, которая на миг повисла между небом и землей, вырвав из груди окружающих громкий крик. В диком прыжке Согдиам, ковыляя, рванулся вперед. На своих увечных ногах он повернулся вокруг собственной оси, и его руки поймали табличку, прежде чем она успела коснуться земли и разбиться. Согдиам тяжело упал на спину, но облегчение стерло гримасу боли.

Ездра едва удостоил его взглядом. Он наставил палец на грудь Захарии, потом на тех, кто его окружал.

— То, что не позор для язычников, позор для нас!

Голос его набрал силу, он широко развел руки.

— Вот, так это и начинается! Вы хотите, чтобы я вел вас в Иерусалим. Вы хотите носить камни, чтобы восстановить стены Храма. Вы хотите стать руками, которые очистят его, откроют его двери, но вам даже неведом смысл преклонения! Артаксеркс неотделим от своего бога Ахуры-Мазды, которого считает властелином Вселенной! Он требует, чтобы перед ним преклонялись, словно он бог земли и небес!

Гнев Ездры утих, и голос его дрожал скорее от боли, чем от ярости.

— Захария! И вы все, сыновья левитов, сыновья Иакова, сыновья коганимов и первого среди них, Аарона, брата Моисея! Неужели вы до такой степени забыли Слово Яхве, вы, кто должен нести это Слово в себе, как кровь несет жизнь в вашем теле? «Не обращайтесь к идолам. Берегитесь чтобы не обольстилось сердце ваше и вы не стали служить иным богам и не поклонились им!»

Дрожащий голос стих.

Головы склонились.

Лейла, присевшая, чтобы помочь Согдиаму, почувствовала, как ее охватывает холод. Значит, все усилия пропали даром? На мгновение она испытала надежду, что сейчас раздастся голос учителя Баруха, который подскажет Ездре выход. Но отныне губы учителя Баруха были навек сомкнуты.

— Есть одна вещь, которую ты можешь сделать, — неожиданно послышался голос Аксатрии.

Все взгляды обратились на нее, а она с робкой улыбкой смотрела на Ездру.

— Если царь не бог, то он не знает, как отличить истинное от ложного.

Ездра в недоумении вскинул бровь.

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты можешь притвориться, что ты преклоняешься, а на самом деле это не делать этого. Смотри.

Она шагнула вперед, грациозным движением, происхождение которого было невозможно угадать, наклонилась, в то время как с ее запястья соскользнул тонкий украшавший его браслет. Она низко склонила грудь, подбирая браслет в талом снегу, покрывавшем двор, выпрямилась и дунула вытянутыми губами на замерзшую ладонь, что вполне могло сойти за нежнейший поцелуй.

Последовало всеобщее молчание. Потом Согдиам захохотал, к нему присоединились еще несколько голосов и, пока Ездра краснел до корней волос, весь двор зашелся в смехе.

Аксатрия, такая же красная, как Ездра, с блестящими глазами, пробормотала:

— Яхве будет знать, что ты не сделал ничего запретного. А вот Артаксеркс знать не будет, потому что он всего лишь человек.

Лейла увидела, как рука Ездры потянулась к Аксатрии. Теперь и он смеялся от всей души. Она прикрыла глаза и увидела улыбку учителя Баруха.

Прежде чем отворить окованную железом дверь башни, Лейла остановилась, затаив дыхание. Ее окружала необъятная тишина спящего города. Было слишком холодно, а ночь слишком темна, чтобы шпионы Парисатис рискнули высунуть нос.

Улица была пуста. Даже ни одной бродячей собаки.

Бесшумно закрыв за собой дверь, она пересекла первый этаж и вышла в сад. Снег заскрипел под подошвами ее меховых ботинок. Она шла быстрыми шагами, вытянув руки вперед, чтобы ни на что не наткнуться. Руки нащупывали стволы деревьев, кусты. Тьма была такой плотной, что Лейла уперлась в стену дома, когда дошла до него, оцарапав пальцы о ледяные края кирпичей.

Ей надо было обогнуть колонны у входа. Когда она тихонько постучала в ставень, то уже продрогла до костей.

Ее тут же спросили:

— Кто там?

— Лейла.

Этим словам суждено было стать единственными, произнесенными ими друг другу, на долгое время, поджидавшее их впереди.

Он раздел ее при свете жаровен. Он опалил каждую частицу ее тела своим дыханием и любил ее медленно, с мучительным жаром.

Потом, когда она заснула с прилипшими к вискам мягкими волосами, влажными от пота, он возобновил свои ласки. Он любил ее нежно, со всею мягкостью сна. Она почти не проснулась, только вздыхала между поцелуями.

Снаружи, в Сузах, ночь набухала тишиной и морозом. Снова пошел снег.

Когда Лейла вновь бессильно упала на грудь Антиноя, наслаждение не смогло осушить ее слезы. Но эти слезы стали мягким живительным дождем для ее глаз. Каждая ласка Антиноя омывала и успокаивала ее.

Она обняла его за шею. Он прижал к себе ее обвившееся вокруг него тело и на один краткий, но незабываемый миг они стали так же неразделимы, как ночь и звезды.

Перед рассветом Антиной разбудил Лейлу, пока темнота еще могла скрыть ее возвращение домой. Он приготовил для нее меховую, подбитую шелком накидку.

Она хотела сказать ему, что и ее сердце, и ее воля остались прежними. Что он уже стал и навеки пребудет ее супругом, и угрозы Парисатис не пугают ее. Но Антиной прошептал ей на ухо:

— Я буду рядом с Ездрой в Ападане.

Он еще раз прикоснулся поцелуем к ее губам.