Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Ездра сидел, выпрямившись на своей подушке. Несмотря на предупреждение Антиноя, он едва скрывал раздражение от столь долгого ожидания. Как и все остальные, он ощущал давящую тяжесть тишины и даже беспокойство от сознания того, что глаза царя устремлены на него, и от невозможности понять, на кого именно он смотрит. Безусловно, Артаксеркс Новый желал, чтобы его воспринимали как божество. И, конечно, в том, что касалось придворных, это ему удавалось… Ездра становился все более и более мрачным.

Он нервно крутил на указательном пальце кольцо, которое ему вручила Аксатрия. Это был оправленный в серебро алый камень, который Сара тайком взяла из шкатулки Мардохея. Руки дяди были куда толще его собственных, и Ездре было достаточно чуть развести указательный и средний пальцы, чтобы кольцо словно нечаянно соскользнуло.

Он надеялся, что оно сослужит ему добрую службу, но уже начинал в этом сомневаться. Рядом с ним Антиной ел с вежливой сосредоточенностью, не выражающей ни голода, ни удовольствия.

Внезапно за занавесью раздались звуки арф, флейт и барабана. Зазвучал юный сильный голос. Ездра узнал голос одного их самых молодых евнухов. Слова песни прославляли отвагу и воинскую доблесть Артаксеркса и его предков. Музыка смолкла столь же внезапно, как и началась, и в тот же миг занавесь раскрылась.

Толпа придворных вскочила на ноги. Антиной потянул Ездру за полу туники, чтобы тот тоже встал и приветственно поклонился, как и остальные.

Но едва они успели распрямиться, как рядом с ними оказались два стражника.

Один из них объявил:

— Ездра, сын Серайи, наш царь, Артаксеркс Новый, владыка народов, Царь царей, призывает тебя предстать перед ним.

В то время как евнухи и слуги блистали роскошью одеяний, а туника хилиарха Титраустеса переливалась золотом и драгоценными камнями, сам Артаксеркс Новый был одет в простую белую тунику. Позолоченные косички вплетались в его длинную бороду, а парик был увенчан высоким колпаком, расшитым золотом и камнями. Сам парик был так пышен, что лицо царя казалось до странности длинным и худым. Веки его были покрыты черной краской, а глаза с серой радужкой увеличены черной сурьмой. Несколько мазков алой помады подчеркивали чувственный изгиб его губ в тени густой бороды. Он восседал в просторном кресле, инкрустированном изумрудными звездами и жемчугом. Ноги его покоились на табурете из золота и слоновой кости — говорили, что он сам носит его за собой, когда передвигается по дворцу или даже всходит на колесницу.

Справа от него располагался хилиарх, а позади — трое писцов Книги дней , которым должны были помогать двадцать молодых евнухов, смирно сидевших в стороне, пока не требовались их услуги. Слева музыканты выжидали, пока царь не сделает им знак. И наконец, пятьдесят стражников, выбранных среди самых высоких, составляли внешнее кольцо.

Подойдя к границе царского зала, мгновением раньше обозначенной занавесью, Антиной согнулся в поклоне. Он не пошел дальше, Ездра же продолжал идти прямо к царю.

Среди придворных пробежал ропот.

Лицо царя оставалось непроницаемым.

Ездра сделал еще несколько шагов. Опустив голову, он чуть склонился, протянув правую руку к полу. Кольцо соскользнуло с его пальца, и он наклонился вслед за ним к ковру. Помедлив секунду, он выпрямился и дунул на ладонь, совсем как это сделала Аксатрия во дворе нижнего города.

Увы, ему недоставало грациозности и старания служанки! Его движение столь мало походило на положенное преклонение, что хилиарх Титраустес знаком подозвал стражу. Рука Артаксеркса, лежавшая на подлокотнике, приподнялась, и насмешливая улыбка тронула губы государя.

Обескураженный Титраустес взглядом удостоверился в добром расположении духа повелителя, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей.

— Ездра, сын Серайи, еврей из Сиона, — объявил он. — Мой царь, он пришел просить тебя о помощи и поддержке, чтобы повести в Иерусалим тех из его народа, кто живет среди нас, в Сузиане и в Вавилоне, после изгнания их отцов. Это восходит, мой царь, к давним временам, когда Дарий еще не был Царем царей.

Ездра, как и все находившиеся в зале, стоял не шелохнувшись, пока впервые за аудиенцию не прозвучал голос самого царя. Улыбка исчезла с его лица.

— Твое приветствие, Ездра, не похоже на приветствие человека, который любит меня. И, однако, ты пришел просить меня о помощи.

Антиной увидел, как напряглись плечи и затылок Ездры. Потом услышал его ясный голос:

— В том не было обиды для тебя, мой царь. Я почитаю тебя, как должно. Но верно и то, что любовь моя принадлежит Яхве, моему Богу. Что до преклонения, то я подчиняюсь Закону, который Яхве дал моему народу.

Ответ показался всем столь поразительным, что писцы и хилиарх повернулись к Артаксерксу, ожидая взрыва гнева. Но нет. Взгляд Царя царей стал лишь внимательней.

— Вот ответ, который вряд ли может понравиться. Если только ты не сумеешь его разъяснить.

— Мой царь, как сказал хилиарх, мой народ — это народ Иерусалима и Иудеи, земли, которую Яхве, Повелитель Мира, предназначил нам с рождения времен. Но лишь при условии, что мы будем следовать Его законам и Его установлениям. Твой отец, отец твоего отца и великий Кир, Царь царей, признали величие законов Яхве. Они сочли их правильными и необходимыми. Вот почему в Экбатане великий Кир, покорив Вавилон, издал декрет, дающий нам право жить по нашим законам и распространить их власть на Иерусалим, что в Иудее.

Артаксеркс, казалось, на мгновение задумался, потом повернулся к писцам Книги дней .

— Верно ли это? — спросил он. — Записано ли это в Книге дней ?

И тут начался странный танец. Писцы и их помощники нырнули в окружавшие их сундуки. Из сундуков были извлечены сотни папирусных свитков, содержание которых они сверяли по надписям, выгравированным на деревянных рукоятках. Они двигались быстро, каждый занимался своим делом, не обращая внимания на десятки следящих за ними глаз. Наконец, после сравнительно короткого — учитывая объем работы — времени, один из писцов развернул свиток длиной в пять-шесть локтей. Опытным глазом пробежав по строчкам, он улыбнулся, выпрямился и упал ниц, прежде чем объявить:

— Да, мой царь. Кир Великий вступился за евреев Иерусалима.

Артаксеркс, которому этот поединок, казалось, начал доставлять удовольствие, повернулся к Ездре:

— И ты знаешь, что он сказал?

— Да, царь, — парировал Ездра, не моргнув глазом. — Кир, царь персидский, объявил: «Все царства земли дал мне Господь Бог небесный, и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас из всего народа Его, да будет Господь Бог его с ним, и пусть он туда идет» .