Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Вдруг Согдиам исчез, и первое время я не видела ничего, кроме пустыни. Напрасно я кружилась на месте, глаза мои находили только камни и песок. Потом вдали показалось несколько силуэтов. Секундой позже эти силуэты уже поднимались по ближайшей дюне. Я не могла различить лиц, но хорошо рассмотрела лошадей, верблюдов и притороченное к седлам оружие. Я испугалась, что это бандиты, которых все так боялись, и побежала обратно к каравану, чтобы укрыться в шатре. К собственному удивлению, я никого не предупредила об опасности, и особенно Ездру. Я заснула, как засыпала всегда: с именем Антиноя.

Прошло совсем немного времени, и меня внезапно разбудила рука, закрывшая мне рот. Но я ни на секунду не испугалась. Я сразу узнала нежность кожи и запах моего супруга.

Потом ты отнес меня к своей лошади. С невероятной скоростью мы понеслись к Иерусалиму. С удивлением мы увидели мирный город, где не было никаких ужасов, которые нам расписывали. И мы смог ли там остаться, и ты дарил мне свадебные подарки на большом пиру. В глазах всех мы были мужем и женой, и никто не возражал, потому что таков был этот город, радующийся любви, поселившейся в его стенах. А когда пришел Ездра, ему оставалось только вернуться к своим занятиям.

После этого сна я просыпалась, раздираемая счастьем, которое испытала, и горечью окружавшей меня реальности. Но сон повторялся много ночей подряд, и однажды в сумерках я решила отойти от каравана. Как и во сне, я ушла достаточно далеко, чтобы не видеть ничего, кроме пустыни.

И там, глупая, я ждала до поздней ночи твоего появления.

Мое отсутствие переполошило Согдиама и Аксатрию, потому что они решили, что я заблудилась и не смогла в темноте отыскать караван. Невероятное предположение: как можно не заметить тысячи огней, разгоняющих тьму. Ни в ту ночь, ни во все последующие мой сон так больше и не вернулся.

Но по мере нашего продвижения покой понемногу возвращался ко мне, и я даже начала ощущать некое удовольствие от всего происходящего. Следует признать, что мы являли собой необыкновенное зрелище.

Мой Антиной, ты, который видел огромные военные когорты, возможно, сумеешь представить себе этот поток мужчин и женщин!

Скрип осей и колес сливался в могучий грохот, который поднимался над нами вместе с тучей пыли. Ни секунды тишины. Постоянные вопли, крики, плач, рев мулов и ворчание верблюдов. Даже ночью, когда лагерь казался огненной рекой от горящих костров. Иногда я воображала, что мы отражение звездной реки, пересекающей небо из конца в конец, которую в Сузах до сих пор называют «дорогой Гильгамеша», как в давние времена.

Некоторые уверяли, что пришлось бы идти от заката до рассвета, чтобы увидеть всю нашу колонну, когда она останавливается на отдых!

И конечно, она содрогалась от драм и смеха. Десятки повозок перевернулись, сотни людей и животных поранились. Случались ссоры, любовные истории, явные или тайные, свадьбы, рождения и смерти. Было совершено два убийства и несколько краж, и Ездре пришлось вершить суд, как когда-то это приходилось делать Моисею.

Однажды ночью Согдиам спас мне жизнь, заметив змею, которая бесшумно скользила в двух шагах от моего ложа. Несмотря на свои ноги, которые не делали его самым ловким из людей, он сумел отогнать ее, а потом изрубить кухонным тесаком. Эти змеи были самым большим нашим ужасом. Маленькие, но очень ядовитые, охочие до молока, которое мы хранили в кувшинах, они убили больше сотни женщин и детей за два месяца нашего странствия.

Но моим самым прекрасным воспоминанием остается то, чему я научилась за эти дни. Лучшее из знаний: как помочь женщине, дающей жизнь. Я научилась поддерживать и контролировать дыхание роженицы, принимать головку ребенка, а иногда его ножки. Я знаю, как ввести его в мир, помогая сделать первый вздох. И как сделать, чтобы этот долгожданный вздох был сладким.

О да, в этом была прелесть тех дней.

И вот как-то пополудни мы пересекли Иордан и на следующий день оказались перед холмами из белого камня, окружавшими Иерусалим.

Наступила темнота, и мне пришлось отложить письмо. У нас очень мало свечей и масляных ламп. Я не могу тратить их на то, чтобы писать в ночи послание, которое мне некуда отправить.

Ночь оказалась более мирной, чем многие другие, — ни нападений, ни криков, ни раненых. Все мы смогли немного отдохнуть и начать новый день бодрее, чем обычно. Странное ощущение каждое утро удивляться возвращению солнца и спрашивать себя, удастся ли увидеть закат.

Прекрасной Лейлы больше нет. Моя туника — это просто длинное льняное рубище, которое слишком часто стирали и слишком долго носили. Моя шаль — это единственная сохранившаяся у меня нарядная вещь, хотя краски ее так полиняли, что их больше нельзя различить. Мои руки перетаскали столько мешков, камней, вязанок хвороста, мои ладони исколоты столькими шипами, что стали похожи на руки рабочих из мастерской дяди Мардохея.

А мое лицо!

Зеркала у нас нет, но когда мне случается увидеть свое отражение в ведре воды, я пугаюсь самой себя. Во мне почти ничего не осталось от той красоты, которая привлекла внимание Парисатис и вызвала ее ревность. Сегодня царица и глаз бы на меня не подняла.

И ты тоже, без сомнения.

Моя кожа высохла и обветрилась. С каждым днем длинные отчетливые морщины все глубже прорезаются на моем лбу. Вокруг глаз и губ появились мелкие частые морщинки, похожие на трещинки, покрывающие лаковую посуду, которой не очень аккуратно пользовались. Они старят мое лицо лет на десять.

Огненное солнце, ветер, дождь, палящая жара, град и мороз — вот те мази, которые дали столь прекрасный результат. И гримасы вместо улыбок.

Подошвы моих ног покрылись роговой коркой от веревочных сандалий. И мне еще повезло. Без этих сандалий мне пришлось бы, как и большинству из нас, идти босиком по острым раскаленным камням.

Неделю назад я потеряла свой первый зуб. Я еще могу это скрыть, потому что дырки не видно, зуб был не передний. И я спокойно пишу об этом, посмеиваясь над собой, поскольку мне кажется почти невероятным, что ты сможешь прочесть об этих кошмарах.

Я долго размышляла над этим ночью, ожидая прихода сна. Не так уж много способов сделать так, чтобы письмо дошло до тебя.

Может, я уговорю Согдиама покинуть меня и отправиться обратно в Сузы? Но даже если он согласится… Несмотря на его храбрость, это слишком долгое и опасное путешествие для такого калеки.

Хотя и здесь оставаться не менее опасно, здесь, где разрушаются наши тела и души.

Да, души. Ибо среди всех несправедливостей, которыми полны наши дни, самое несправедливое — это уродовать тело и дух в такой прекрасной стране. Стране меда и молока, которую Предвечный отдал Аврааму и Иакову, Моисею и Иисусу Навину, Сарре и Лии, Рахили, и Ханне, и всем, кто жил здесь до нас!