Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Ибо клянусь тебе, Антиной, когда глазам моим впервые открылся Иерусалим, я увидела страну меда и молока. Ту добрую обширную страну, неисчерпаемую в богатствах и щедрости, рассказы о которой в детстве так часто занимали наше воображение, нас, детей евреев Вавилона, детей изгнания и чужбины.

Стоял конец весны. Все деревья, приносящие плоды, — вишни, персики, сливы — вся жизнь земли была в цвету. Оливы шелковистыми серыми завитками покрывали склоны холмов. Пики светлых скал вздымались, словно томные руки над хребтами гор. Огромные кедры и вечнозеленые дубы, не имеющие возраста, укрывали в своей необъятной тени стада. Ягнята прыгали среди кустов шалфея, тимьяна и мирта, из-под их копытец пахло землей — так под ласками любовника начинает благоухать тело раскинувшейся в истоме женщины. А там, где по земле прошел лемех пахаря, она вспухала красными, почти кровавыми комьями, как настоящая плоть.

Как драгоценность, забытая на шелке футляра, среди холмов лежал Иерусалим. Стены, возведенные из гладкого светлого камня, сияли белизной. Здесь не было ни одного кирпича. Только камни, будто те, кто строил Иерусалим, подражали Господу, воздвиг тему горы.

Все дышало миром и покоем. Чем ближе мы подходили, тем яснее различали разломы в стенах. Но и в этом не было ничего тревожного. Тучи ласточек с щебетом носились над развалинами, которые служили им прибежищем. Пышные кусты с маленькими желтыми цветами плотным ковром покрывали обломки камней, которые раньше были крепостными башнями. Агавы, тамариски и даже оливы давно уже пустили корни между разрушенными колоннами, где остатки строительного раствора образовали вязкое, как патока, месиво.

У основания стены били невидимые источники. Мы нашли водоемы с такой чистой, такой синей водой, что она казалась ненастоящей.

Нет, ничего угрожающего там не было. С материнской лаской город гостеприимно раскрывал себя окружающим полям и холмам, составляя с ними единое и совершенное целое.

Увы, эта безмятежность была лишь отражением счастья, которое мы испытали, обретя то, к чему так стремились! Причуда воображения, последнее дуновение отлетающей мечты. Сегодня я знаю, как тверды камни и как жестока ненависть, породившая эти руины. Я поняла, что покой может скрывать покорность и разруху.

И теперь, когда я закрываю глаза и вспоминаю о красоте, о меде и молоке, которые мне привиделись в день прибытия, то не могу сдержать слез. Зачем и по чьему замыслу в самых прекрасных цветах может таиться коварнейший из ядов?

Хотя Ездра выслал вперед Захарию и нескольких молодых защитников веры, чтобы предупредить о нашем прибытии, нельзя сказать, что нас ждали с большой радостью. Неемия оставил после себя память о долгих и неистовых усилиях, которые завершились страшным поражением.

К тому же город был невелик и обитателей было не больше, чем пришло в нашем караване.

Можешь себе представить, мой Антиной, чем стало для жителей Иерусалима появление наших полчищ на гребне холмов. Двадцать тысяч мужчин и женщин, десять тысяч повозок, поднимающих тучу пыли, от которой разбежались их испуганные стада. Гул и грохот передвижения целого народа, и весь этот оглушительный и нетерпеливый хаос останавливается у их стен!

А мы принялись петь и трубить в рога, чтобы выплеснуть нашу радость и облегчение оттого, что наконец-то мы на месте! Мы танцевали всю ночь, самую веселую ночь из всех. Наши сердца расслабились, словно тетива после выстрела. Мы были пьяны без вина и пива от одного только вида нашего Иерусалима!

Наутро пошел дождь. Мы едва держались на ногах от усталости, и радость еще туманила наши головы. Но лишь стоило нам войти в Водные ворота, каждый из нас осознал, какая огромная работа нас ждет.

Внутри Иерусалим был так же разрушен, как и его крепостные стены. Половина домов была заброшена. Многие стояли без крыш, полусгоревшие, с развороченными стенами. Из заваленных отбросами колодцев несло зловонием. Некоторые дома рухнули один на другой, и их руины перегораживали целые улицы.

Ездра завыл от горя, когда старейшины города привели его в Храм. Едва законченное Неемией строительство было уже разорено. Куски почерневшего дерева напоминали о том, что здесь были двери. Жертвенник всесожжения был давно осквернен. Десятки кошек, диких, как тигры, устроили себе лежбище в разбитом водоеме, где играли их котята. Большая входная лестница заросла побегами тамариска. В развороченном зале тамариск и большая мушмула проросли сквозь стены с обвалившимися зубцами. Кое-где виднелись следы боя. Скульптурные изображения и колонны были разбиты ударами палицы. Густая жесткая трава пробивалась между мраморными плитками и крошила ступени святилища. Правая стена лежала в развалинах, словно сокрушенная чудовищем. От стен большого двора, окружавшего само здание Храма, остались лишь очертания на земле, а плитки исчезли под нечистотами.

В следующую ночь уже не было ни танцев, ни песен. Крики Ездры, левитов и молодых ревнителей веры доносились из темноты. Они раздирали свои туники, посыпали головы пеплом и молились до зари.

Наши люди пребывали в такой же растерянности и смятении, как и жители Иерусалима. Старики собрались вокруг Ездры и в порыве благочестия присоединили свои стенания к его плачу.

Потом, после стонов, ярости и полного изнеможения, пришло время принимать решения.

Ездра хотел немедленно приступить к очищению Храма. Многие священники из левитов, Шеревия, Хашавия и их братья разделяли его стремление.

И тогда впервые заговорил Яхезия, всю свою жизнь проживший в Иерусалиме. Мягкий и тонкий и лицом, и повадкой, он принял нас с искренним дружелюбием. Пока Ездра и его окружение спорили, он вежливо заметил:

— Я понимаю твое нетерпение, Ездра. Ты пришел, чтобы заново возвести Храм. Ты нашел его в ужасном состоянии, и тебе это кажется самым важным и срочным. Но посмотри вокруг себя. Вас здесь много тысяч, у ворот Иерусалима. Вы не знаете, где поставить свои шатры. Разумеется, многие из вас должны будут обосноваться в долине, ведущей в Хеврон. Но ведь там спорные земли. Неужели ты думаешь, что моавитяне, хорониты, или Хешем с Товием, да и все цари и предводители больших и малых народов, живущих вокруг Иерусалима, не обеспокоены вашим появлением? Не забывай, Ездра, что это их руки, их сила и злоба превратила Иерусалим в те развалины, вид которых исторгает у тебя стоны. Это они сбрасывают каждый сложенный камень. Это от них пострадал Неемия. Он бросил им вызов. И Неемия мертв. А они или их сыновья по-прежнему там. И ты веришь, что они дадут вам мирно жить в ваших шатрах, когда им так легко заставить вас страдать?

Серо-зеленые глаза Яхезии глянули на нас с той же кротостью, которая звучала в его голосе. Несмотря на всю серьезность его слов, губы его продолжали мягко улыбаться, а голос был преисполнен терпения.