Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

Он любит меня, думала Анна снова и снова.

Вот я сижу здесь, в метро, на линии Бейкелу, – а он любит меня!

Я никогда не забуду этого момента. Пусть даже со мной ничего подобного больше никогда не произойдет…

Стоит жить только потому, что я чувствую это теперь!

Наступило лето, но Анна едва это замечала. Все ее мысли были только о Котморе и живописи. По пятницам теперь проходили занятия живописью, и Анна видела Джона четыре раза в неделю. В кафе и школе он обращался с ней так же, как со всеми остальными. «Он ведь не может иначе!» – уговаривала себя Анна. Но если они оказывались в коридоре одни или если шли пешком до метро, Джон целовал ее, как тогда, в студии. И его поцелуи рассеивали все сомнения. «А потом он всегда упрекает себя в том, что проявил слабость, – думала Анна. – Какой же он все-таки замечательный человек!» Она восхищалась Котмором даже больше, чем раньше.

С понедельника и до пятницы Анна жила, изумляясь собственному счастью. (И только в среду, когда курсов не было, в ощущении счастья возникал небольшой зазор.) А выходные были скучной пустыней, через которую требовалось пройти в ожидании понедельника.

«Я влюбилась!» – думала Анна.

Она часто гадала, как именно это произойдет. И ей нравилось то, что случилось. «Если бы люди узнали… – думала Анна, разбирая шерсть и составляя списки военной одежды. – Если бы я вдруг сказала, что влюбилась в учителя рисования…». А потом думала: как банально! Девушки Викторианской эпохи то и дело влюблялись в учителей рисования… Все-таки жалко, что это банально! И как странно, что мысль о банальности происходящего ни капельки не влияет на глубину ее переживаний.

Анна паковала шерсть для бедных старых дам (работа на благо британских ВВС служила им единственным утешением) – а сама в это время испытывала целый спектр новых сложных чувств.

«Я влюбилась! Влюбилась в женатого человека», – думала Анна с вызовом.

По счастью, новые чувства никак не сказывались на ее учебе в школе искусств. Напротив: ее умения развивались быстрыми темпами, к ним добавилась особая проницательность. Было видно, что работы Анны – карандашные и даже живописные, технику которых она только начала осваивать, – совершенствовались от недели к неделе.

– Да ты растешь на глазах! – сказал Анне Уильям-валлиец.

И Анна про себя улыбнулась справедливости этих слов.

Даже военные действия как будто пошли на лад. Британская армия наконец-то одержала победу в Северной Африке. А русские начали теснить немцев к их собственным границам. Многие считали, что война через год закончится.

А вот дома дела шли хуже обычного. Фрау Грубер, как правило, старалась не слишком поднимать цены, но в конце концов вынуждена была повысить стоимость проживания и питания до пяти шиллингов в неделю. Анна могла бы платить эту сумму из своей зарплаты, но для мамы и папы это было уже невозможно.

Мама в отчаянии попросила своего нового босса повысить ей заработную плату. Босс был беженцем и хозяином скромного заведения по пошиву одежды, расположенного за Оксфорд-Серкус. Он плохо владел английским, и мама не только перепечатывала его письма на машинке, но и исправляла в них ошибки. Дело, однако, не приносило большой прибыли. И когда мама заикнулась о деньгах, босс развел руками и сказал:

– Жаль, дорогая, но могу не больше!

Сначала мама утешалась тем, что подшучивала (вместе с Анной) над неказистыми речевыми оборотами босса. Однако обе знали: случилась катастрофа. Теперь покупка каждого тюбика зубной пасты и ремонт изношенных туфель будут приводить к денежному кризису. И сколько ни экономь, сколько ни ужимайся, в конце недели ты все равно не сможешь оплатить выставленный счет.

– Может быть, Макс… – начала было Анна.

Но мама тут же выкрикнула:

– Нет!

Макс наконец-то добился отправки в зону боевых действий. И мама ужасно о нем беспокоилась. Макс убедил командование береговой охраны принять его на службу – доказал, что, хотя правила ВВС запрещают ему полеты над вражеской территорией, он может летать над морем. Пока Макс тренировался. Но уже в скором времени ему предстояло рисковать жизнью три, четыре, а то и пять раз в неделю.

– Нет, – отрезала мама. – Я не стану просить у Макса денег.

В результате на помощь, как обычно, пришла тетя Луиза. Она дала маме двадцать фунтов. И так как недельный дефицит составлял всего несколько шиллингов, этих денег должно было хватить на много месяцев.

– Она настоящий друг, – сказала мама.

А тетя Луиза, в свою очередь, спросила (с некоторой неуверенностью), не посмотрит ли папа то, что пишет профессор. Мама находила это удивительно трогательным.

– Для профессора очень важно, чтобы написанное оценил настоящий писатель, – объяснила она.

Папа вздохнул:

– Не могу представить, что профессор способен написать что-нибудь, кроме книги по медицине… И боже сохрани, если это стихи!

– Стихи или проза, к этому нужно отнестись снисходительно, – нервно ответила мама.

Оказалось, что профессор пишет не стихи и не книги по медицине, а мемуары – диктует их, сидя в деревне, своему секретарю. И совместными усилиями они произвели на свет уже две главы.

– Ну и как тебе? – спросила Анна у папы.

Папа пожал плечами:

– Он не умеет писать. Но что-то из его записок может представлять интерес. Я, например, не знал, что у министра юстиции Веймарской республики была язва желудка.

Но даже это не показалось Анне достойным внимания.

– И что ты собираешься делать? – спросила она.

Папа поморщился:

– Думаю, надо пойти поговорить с ним.

Профессора вдохновили папины комментарии, пусть и довольно сдержанные. А вот папины советы писать короткими предложениями и свести к минимуму количество прилагательных он выслушал с отсутствующим видом.

– Подожди! Ты увидишь, что я напишу в следующих двух главах! – воскликнул профессор.

Среди его берлинских пациентов были известные люди, и он посещал все их званые вечера.

– Боюсь, он напишет какую-нибудь чушь, – сказал папа, вернувшись домой.

Но мама возразила:

– Это так сложно – посмотреть, что у него получится? Ради профессора можно и потрудиться.

Следующие две главы, должно быть, заняли у профессора больше времени, чем предыдущие, потому что папа довольно долго ничего от него не получал.

Анна ходила на работу, на курсы рисования и мечтала о Джоне Котморе. Но ее интерес к секретарской работе совершенно пропал, и один раз она даже стала причиной конфликта в швейной мастерской – положила отрезы материала на рабочее место мисс Поттер, а не мисс Клинтон-Браун. И мисс Поттер раскроила три пары пижамных штанов, прежде чем ее успели остановить. Причем все шесть частей оказались на правую ногу. Когда миссис Райли указала ей на ошибку, мисс Поттер расплакалась и ушла домой, к волнистому попугайчику. А мисс Клинтон-Браун так возмутилась, что вынуждена была взывать к Господу Богу: пусть он пошлет ей терпение. Но – безуспешно!