Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

По средам было хуже всего, потому что вечером не было курсов. И Анна утешалась тем, что покупала себе маленькие подарочки: карандашик в довоенной желтой «шкурке» (Анна обнаружила на Виктория-стрит никому не известный магазинчик мелочей); щепотку измельченного щербета – жевать потихоньку от всех во второй половине дня; пакетик сахарина для Котмора (Джон любил сладкий чай, а сахарин трудно было достать). Пакетик с сахарином в кармане как бы служил доказательством, что скоро Анна снова увидит Джона, и тем облегчал ей жизнь.

Как-то в среду, возвращаясь домой, Анна встретила на пороге тетю Луизу. Она прощалась с папой и мамой и, казалось, была в приподнятом настроении.

– Я уверена: это соглашение пойдет всем нам на пользу, – сказала тетя Луиза.

И тут увидела Анну – в ее старом школьном пальто поверх поношенной юбки и свитера (в среду, в такой неприятный день, не стоило одеваться лучше).

При виде этой жалкой одежды тетя Луиза невольно поморщилась.

– О, здравствуй! – сказала она и добавила, обернувшись к маме: – И Анну это немного поддержит.

– О каком соглашении шла речь? – спросила Анна после того, как тетя Луиза села в свою огромную голубую машину и укатила.

– Луиза попросила меня отредактировать мемуары Сэма, – ответил папа.

– Они хотят заплатить нам за это еще двадцать фунтов стерлингов, – объяснила мама.

Анна переводила взгляд с папы на маму.

– И ты возьмешься за это? – спросила она папу.

– Я сказал, что сначала должен посмотреть написанное, – осторожно ответил папа.

Вечером за ужином папа был на редкость молчалив. Чтобы скоротать время между пирогом из репы и пудингом, мама пыталась решать кроссворд в «Таймс». К кроссвордам ее приобщила мисс Туэйтс, и мама не только прекрасно с ними справлялась, но и чувствовала себя при этом настоящей англичанкой. Она читала подсказки, ликовала, найдя правильный ответ, то и дело обращалась за советами к Анне – пока наконец не заметила, что папа чувствует себя совершенно одиноким.

– Как поживают профессорские мемуары? – спросила она по-немецки.

Папа возвел глаза к небу:

– Это просто невозможно!

– Но ты же возьмешься их редактировать? – вскричала мама.

В этот момент появилась официантка с пудингом, и папа сказал:

– Обсудим это позже, наверху.

Потом, в своей комнате, он еще раз пролистал профессорский опус.

– Написано крайне плохо, – сказал папа. – Ты только послушай: «У него был пронзительный взгляд и лицо, обрамленное густой седой бородой». Это о драматурге Гауптмане.

– Не так уж и плохо, – заметила мама.

– Нет, подожди, – воскликнул папа. – А вот о Марлен Дитрих, – он перелистнул страницу и прочел: «У нее был пронзительный взгляд и лицо, обрамленное пшеничными локонами…» И вот еще… – папа махнул рукой маме, чтобы та пока молчала: – «Я удивлялся его пронзительному взгляду и лицу, обрамленному небольшими усиками…» Последнее – об Эйнштейне, и я могу понять удивление Сэма. Но я думаю, Эйнштейн удивился бы не меньше поведению своих усов.

– Понятно, что он не сведущ… – начала было мама.

Но Анна ее перебила:

– Почему профессор хочет, чтобы именно ты редактировал его мемуары? Он должен понимать, что никто никогда их не напечатает!

– Откуда ты знаешь? – сердито спросила мама.

– Это сплетни. И этим можно торговать, как на рынке, – заметил папа.

Анна вспомнила тот отрывок, который когда-то читал папа в Международном ПЕН-клубе. Как точно там было подобрано каждое слово! Этот текст тогда так тронул Анну! И папе так хлопали…

– С этим ничего нельзя сделать, – воскликнула она. – Это просто мусор. Мне кажется, это унижение для человека, который способен писать как ты. Я думаю, ты должен отказаться!

– Да? – закричала мама. – И что, по-твоему, я должна сказать Луизе? Мы так благодарны за вашу помощь в прошлом! Можно не сомневаться, что ваша помощь понадобится нам и в будущем. Но папа не может сделать для вас то единственное, о чем его попросили! Так?

– Нет! Конечно нет! – закричала Анна в ответ. – Но должен быть какой-то другой способ…

– Буду рада услышать, что это за способ.

Анна попыталась придумать…

– Видимо, ты как-то можешь объяснить им ситуацию, – сказала она наконец. – Это всего лишь вопрос такта…

Слова Анны вызвали у мамы ярость. И она бушевала до тех пор, пока папа не перекрыл поток ее гневной речи словами, что судьба мемуаров профессора никак не касается Анны. И лучше им с мамой обсудить это наедине.

Анна вышла и заперлась в ванной комнате. Вода в кои-то веки была горячей, и Анна отмокала в огромной ванне. Уровень воды на четыре дюйма превышал допустимую в теплое время года глубину. «И ведь я посмела!» – подумала Анна. Но это нисколько не улучшило ее настроение.

Позже, в спальне, мама спокойным голосом объяснила Анне, что они с папой пришли к компромиссу. Папа исправит в рукописи профессора только самые неудачные места. А дальнейшие изменения нужно оставить издателю – в том случае, если мемуары будут переведены на английский язык.

– Понимаю, – ответила Анна таким же спокойным голосом и притворилась, что засыпает.

Она лежала в тесной темной комнате и слышала, как мама тихо плачет в нескольких шагах от нее.

– Мама… – Анну переполняла жалость.

Но мама не услышала. И Анна внезапно ощутила острое желание не слышать доносившихся до нее звуков, не участвовать во всем этом, оказаться где-нибудь в другом месте…

«Джон…» – подумала она. В прошлый раз Джон Котмор показал ее наброски Барбаре.

– Талантливая малышка, правда? – сказал он.

А потом, когда они шли к метро, он незаметно для всех поцеловал ее за фонарным столбом. Как бы Анна хотела оказаться сейчас рядом с Джоном! Как бы она хотела всегда быть с ним!

«Если бы я отдалась ему!» – подумала она. И одна часть ее существа переполнилась влюбленностью и отчаянной смелостью. А другая хихикнула: это же фраза из женского романа! Но кому какое до этого дело? Она представила, как лепечет что-то вроде: «Я твоя!» И что потом? Предположим, он смутится… А вдруг он просто не очень страстный? И даже если он возьмет и скажет: «Моя дорогая!» или «Я тебя люблю!» – что будет дальше? И где они будут заниматься этим? – подумала Анна с тревогой. Она никогда не видела, как выглядит спальня Джона. Но если спальня напоминает кухню…

Звуки на соседней кровати стихли. Мама, должно быть, уснула.

«Я поговорю с ней утром», – подумала Анна. И, погружаясь в сон, пожелала, чтобы папа смог заработать огромную сумму денег. Чтобы они ничем не были обязаны Розенбергам. И чтобы все было совершенно иначе…

– Я думаю, пришло время, когда ты должна что-то нарисовать, – сказал Джон Котмор Анне несколькими неделями позже на вечернем занятии. – Я имею в виду нечто большее, чем рисование с натуры или карандашные наброски в блокноте.