Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

В кладовой тоже особенно нечего было делать. Затонуло всего несколько кораблей. И моряки, нуждавшиеся в новой экипировке взамен утраченной, приходили довольно редко. Молодых людей, о которых могли бы заботиться и миссис Хеммонд, и миссис Джеймс, явно недоставало. И чтобы не смущать приходивших своим избыточным вниманием, дамы договорились обслуживать их по очереди. Это значило, что у обеих появилось больше незанятого времени, но использовали они его по-разному. Миссис Хеммонд диктовала больше писем или чаще беседовала со старыми дамами в швейной комнате. А миссис Джеймс, казалось, просто уходила в себя. Она сидела среди самодельных полок, уставившись на кучи одежды погибших огромными пустыми глазами, и иногда даже не замечала Анну, которая заходила что-то ей сообщить или принести чашку чая.

– Я за нее беспокоюсь, – говорила миссис Хеммонд.

Но как только в поле зрения появлялся нуждающийся в помощи молодой человек, миссис Джеймс возвращалась к жизни.

Однажды Анна принесла в контору письма для миссис Хеммонд. Та как раз закончила подбирать вещи для лейтенанта авиации, который потерял все, что имел, во время воздушного налета. Лейтенант был невероятно благодарен миссис Хеммонд, и она собиралась написать его командованию – предложить помощь всем, кто в ней нуждается. Не успела миссис Хеммонд начать диктовать письмо, как дверь распахнулась и появилась миссис Джеймс.

Она казалась еще более седой и изможденной, чем обычно, и, игнорируя Анну, обратилась к миссис Хеммонд:

– Мне бы не хотелось ссориться. Но была моя очередь помогать молодому человеку.

– Так ведь вы сегодня утром помогали летчику-офицеру, – заметила удивленная миссис Хеммонд.

Миссис Джеймс стояла, уставившись на нее своими огромными глазами. Миссис Хеммонд сделала Анне знак выйти в швейную комнату. Как только Анна вышла, миссис Джеймс заговорила снова:

– Летчику-офицеру нужна была только фуражка. Это не считается.

А старые дамы в швейной в это время остановили машинки.

– Она прошла мимо нас и наших пижам прямо как леди Макбет! – произнесла миссис Райли.

– Она очень плохо выглядит! – заметила мисс Поттер.

– И странно себя ведет, – пробурчала мисс Клинтон-Браун.

Все навострили уши и прислушивались к звукам, доносящимся из кабинета. Но толком ничего разобрать было невозможно – только глухое бормотание. Анна уже решила поставить чайник, как вдруг один из голосов сорвался на крик.

– Это нечестно! – восклицала миссис Джеймс. – Я не могу работать с человеком, который ведет себя нечестно!

Тут дверь распахнулась, и со словами «При том что идея принадлежит мне!» – миссис Джеймс выбежала из кабинета.

Она бросилась к кладовой, миссис Хеммонд – за ней. Миссис Хеммонд хотела захлопнуть дверь в кладовую, но не успела. Анна увидела, как миссис Джеймс мгновение помедлила, оглядывая в полутьме стопки с формой, а потом стала тыкать в них пальцами.

– Я вот что должна вам сказать, – голос миссис Джеймс звучал вроде бы даже разумно, но как-то неестественно. – Живых молодых людей осталось гораздо меньше, чем умерло. Вот почему у нас столько одежды и она никому не нужна!

Миссис Хеммонд буркнула что-то вроде «нет» или «ерунда», но миссис Джеймс не дала ей продолжить.

– Осталось так мало живых молодых людей, – сказала она странным голосом, – что нужно распределять их по справедливости. По справедливости мне полагается в два раза больше молодых людей, чем вам.

Миссис Хеммонд все это время издавала невнятные звуки, но последнее предложение так ее удивило, что она воскликнула:

– Ради всего святого! Почему?

Миссис Джеймс обернулась, и ее лицо со странным блеском в глазах показалось Анне совершенно сумасшедшим.

– Разве не очевидно? – произнесла миссис Джеймс. – Вы потеряли всего одного сына, а я потеряла двоих.

Миссис Хеммонд смотрела на миссис Джеймс во все глаза, и та добавила как нечто само собой разумеющееся:

– Я знала, что вы не поймете. Не имеет смысла продолжать что-то делать вместе.

Потом миссис Хеммонд объясняла Анне, что случившееся с миссис Джеймс – результат нервного перенапряжения. Миссис Хеммонд надеялась, что миссис Джеймс немного успокоится и все утрясется. Но бедняжка так больше и не появилась. Через несколько дней человек с помятым лицом принес письмо. В письме сообщалось, что миссис Джеймс своими силами и в другом помещении будет реализовывать идею раздачи офицерской одежды.

Поскольку это действительно была идея миссис Джеймс, поделать ничего было нельзя. Человек с помятым лицом забрал и увез всю одежду, ботинки, носовые платки и шорты, бумажники, странные карточки гольф-клубов и записные книжки неизвестного предназначения. А миссис Хеммонд осталась одна в опустевшей комнате.

Много месяцев спустя до миссис Хеммонд дошли слухи, что миссис Джеймс больше не может работать из-за серьезной болезни, а ее идею взяла на вооружение какая-то благотворительная организация.

– Что же в конце концов так ее надломило? – спросила Анна.

– Четыре года войны, – ответила миссис Хеммонд. – И хорошие новости.

Анна ответила недоуменным взглядом, и миссис Хеммонд с досадой объяснила:

– Мысль о том, что скоро наступит мир. А для нее это уже не имеет никакого значения.

После этого происшествия в конторе наступила непривычная тишина. В течение некоторого времени миссис Хеммонд продолжала приходить на работу каждый день – как бы доказывая, что ничего особенного не случилось. Но постепенно она стала пропускать один, два дня в неделю. А потом три и четыре. Дни снова тянулись долго и скучно. Анне бывало невмоготу.

«Только девять утра!» – думала она, приходя на работу. От вечерних занятий ее отделяли бесконечные часы. Если бы их как-то сжать! Обеденный перерыв был единственной радостью, и Анна с трудом дожидалась, когда пожилые дамы запакуют свое шитье и уйдут, а она – следом за ними.

Когда на улице было сыро, Анна сидела в кафе «Лайонс Корнер Хаус» и рисовала всех, кто попадался ей на глаза. А если день был погожий, она быстро что-нибудь съедала и отправлялась бродить по улицам. Недалеко от армейского и военно-морского складов Анна обнаружила конюшни. Там держали мулов, которых использовали для перевозок военных грузов. И в течение нескольких недель она рисовала угрюмые морды этих странных животных. Как-то на Винсент-сквер Анна увидела девушек, пытавшихся управлять аэростатом, – и тоже их нарисовала. Иногда ничего интересного ей не попадалось или рисунки выходили не такими, как ей хотелось. Тогда, чувствуя себя виноватой и подавленной, она возвращалась к своей пишущей машинке, и вторая часть дня казалась длиннее, чем обычно.