Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

— Рассказывай.

Это произошло накануне исчезновения Моисея. Солнце стояло в зените, когда караван Обаба повстречал аккадских торговцев, возвращавшихся из Египта. Длинная колонна в сотню тяжело груженых верблюдов и столько же голов скота возвращалась в богатые города, стоявшие на берегах Евфрата, которые они покинули годом раньше. В тяжелых вьюках они везли ткани, поделочные камни, дерево из страны Куш и даже тростниковые лодки, которые умели строить только в стране Фараона.

Как обычно, оба каравана остановились, поставили шатры на ночь, затем путешественники уселись в круг, чтобы выпить и обменяться новостями. Когда торговцы узнали, что в караване Обаба ехали кузнецы, они пожелали приобрести оружие с длинными острыми лезвиями и огорчились, узнав, что все товары были проданы на базарах Моаба и Эдома.

— Я огорчился не меньше, чем они, — вздохнул Обаб. — Ведь аккадские торговцы предлагали нам в обмен на оружие молодых верблюдиц с серой шерстью из дельты Великой Реки Итеру, несомненно, красивее тех, которых купили мы. Увидев мое огорчение, они обещали как-нибудь проехать через наши края, чтобы мы могли обменяться нашими товарами.

— А Моисей?

— Моисей… Он был с нами уже в течение целой луны. Он присел к нам, пил молоко, ничего не говорил и не выказывал никакого любопытства. Просто слушал и даже улыбался шуткам торговцев. После того, как все выговорились, Моисей спросил у торговцев, не знают ли они чего о священных городах на севере страны Великой Реки. Один из них ответил, что каменные стены дворцов для живых и для мертвых поднимаются там все выше и выше с каждым днем и что рабы, не разгибаясь под плеткой нового Фараона, трудятся больше обычного. Что молодой Фараон хоть и молод, но своей жестокостью превзошел всех предыдущих. «Молодой Фараон?» — удивился Моисей и переспросил, уверен ли торговец в том, что он говорит. «Египтяне говорят, что его указал последний паводок Великой Реки. И что молодой Фараон повелел разрушить все статуи своего предшественника», — прозвучал ответ. Услышав эти слова, Моисей весь напрягся и, забыв о нас, стал расспрашивать аккадийца, видел ли он это своими глазами или только слышал об этом. «Нет, нет, — запротестовал старый торговец, — я видел это своими собственными глазами! Во время последнего паводка я был в городе царей», — сказал он.

Торговец рассказал, как он поднялся по Великой Реке Итеру до Уазета, города царей, где собирался продать голубые камни из Арамских гор, на украшения из которых так падки египетские принцессы. Прибыв в город, он узнал, что не сможет торговать вплоть до следующего сезона. Фараон наследовал трон от своей старой супруги, которая была также его теткой, и чужеземцам не дозволялось входить во дворцы.

— Что ты говоришь? — воскликнул Иофар. — Его супруга была Фараоном?

— Так говорил торговец, — развлекался Обаб. — Новый Фараон вначале был племянником, а потом супругом бывшего Фараона, который был женщиной. Он назвал ее имя, но я не смогу его повторить. Там, в Египте, все так сложно.

— Женщиной, — повторил Иофар с любопытством.

— Да, — рассмеялся Обаб. — Но послушай дальше. До того, как стать Фараоном, эта женщина была дочерью Фараона, потом супругой другого Фараона, который был ее братом. Да посмеется Хореб вместе с нами, отец! Так живут могущественные правители в стране Великой Реки Итеру.

— А Моисей?

— О! Все это его не удивило. Зато он удивился, когда аккадский торговец сказал, что жители Уазета больше не видели супругу Фараона и что ее заперли во дворце мертвых, но не погребли так, как ей полагалось по праву. Тут Моисей вскочил, лицо его побледнело, глаза засверкали, руки схватили палку. Он спросил торговца, знает ли тот язык Египта. Торговец сказал, что да, и тогда Моисей стал задавать ему вопросы на своем языке. Он говорил быстро и жестко, голос его звучал ясно и отчетливо. Торговец пространно отвечал — с тем уважением, с каким торговцы говорят с могущественными вельможами.

Обаб и его спутники могли бы обидеться, что при них говорили на языке, которого они не могли понять. Но перед ними стоял другой Моисей, твердый и властный, серьезный и встревоженный.

— Когда они замолчали, — сказал в заключение Обаб, — можно было подумать, что Моисей проглотил яд ядовитой змеи.

— И ты не знаешь, что ему рассказал торговец? — спросила Орма с притворным равнодушием.

— Я уже сказал, что он говорил на языке Египта

— Ты не спросил Моисея, что его так расстроило? — удивилась Сефоба.

— Мне не хотелось этого делать.

— Но потом ты мог расспросить торговца, — настаивала Орма.

— Обаб сделал все правильно, — вмещался Иофар. — Это выглядело бы неуместным любопытством.

— Моисею не задают вопросов, — мрачно поддержала Сепфора. — Если он хочет, он говорит сам. Он нам это доказал.

Обаб бросил на нее прозорливый взгляд, улыбнулся и согласно кивнул головой.

— Ты права, сестра. Кроме того, он помолчал некоторое время, потом встал и извинился за то, что говорил на языке, которого мы не могли понять. Он сказал: «Моя невежливость велика, но мое незнание языка Мадиана еще больше. Я только хотел быть уверен в том, что правильно понял услышанное». Пожелал нам доброй ночи, и на рассвете его уже не было среди нас.

— Гм! Это был только предлог. Моисей уже достаточно хорошо владеет нашим языком, — сказал Иофар.

— Значит?

Обаб посмотрел Сепфоре в глаза и сказал:

— Значит, он не хотел, чтобы мы слышали то, что он услышал от торговца.

Вершина горы Хореба уже давно скрылась за облаками, которые бесконечной серой чередой неслись по небу в сторону юга. Сепфора то и дело закрывала лицо шалью, чтобы защититься от порывов ветра, взметавшего с дороги тучи пыли и песка, и удержать на плече кувшин с пивом. Складки покрывала бились вокруг ее ног, вынуждая наклоняться вперед, чтобы противостоять шквальному ветру.

Перейдя через гребень скалы, покрытой диким кустарником, она приблизилась к деревне, где жили кузнецы.

Вжатые в углубление длинной расщелины, извивавшейся между обрывами, дома деревни образовали огромный удлиненный круг. Стены домов, сложенные из сырого кирпича, и глиняные крыши сливались с окружающими скалами. Над огромным двором, в котором кипела жизнь, нависал вырывавшийся из кузниц огненный дым, который ветер сначала наматывал вокруг своего невидимого пальца, а потом разносил в клочья. У Сепфоры запершило в горле.

В ограде двора, к которой прилипли дома кузнецов, были только одни тяжелые деревянные ворота, отчего деревня была похожа на крепость, и проникали туда только те, кого кузнецы готовы были принять. Таковы были кузнецы, свято хранившие тайну своего мастерства, и ценное оружие, которое производили кузнецы этой деревни, славилось от Евфрата до Итеру.