Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

— Почему бы тебе не надушиться сейчас?

Сепфора улыбнулась нежной улыбкой:

— Моисей еще не здесь, и я не знаю, какие у него мысли. Но если понадобится, то мои бедра будут благоухать для него амброй.

Три дня во дворе Иофара не прекращались пиры, танцы и игры. В воздухе пахло кускутом, кориандром и укропом. Молодые служанки, щебеча как птички кули-кули, наполняли кувшины кислым молоком и пивом, разбавляли вино наваром розмарина и финиковым соком. Старшие служанки фаршировали газелей, убитых в пустыне, миндалем, финиками, гранатом и виноградом, насаживали их на длинные вертела и медленно вращали над огнем в течение всего дня. Пеклись медовые лепешки с репчатым луком и укропом, поднимались круглые пироги, начиненные финиками, ячменем и бараньими внутренностями, киппи с румяными хрустящими лепешками.

Обаб, Сишевед и кузнецы гордились своей торговлей. По другую сторону пустынь Негева и Шура, в Ханаане и Эдоме богатые и могущественные правители городов Босра, Кир и Тамар, опасаясь набегов Фараона, не торгуясь скупали оружие и скот. Даже Моисей, отправившись в путь со своим маленьким стадом, возвращался не с пустыми руками.

Не успев поставить свой шатер под большой смоковницей, он заторопился ко двору Иофара. Сепфора ждала его в своей комнате, хлопоча со служанками вокруг колыбели Гирсама. У Моисея перехватило горло, когда он увидел ту, которая не была его женой.

Тело Сепфоры вновь стало тонким и нежным, каким оно было до рождения сына. В ней появилось новое спокойствие, бедра и грудь округлились. Густые курчавые волосы были коротко острижены, подчеркивая тонкие черты ее лица, высокие скулы, стройную шею. Все в ней дышало новой силой и безмятежностью. Даже ее рот казался другим, словно ласковые слова, которые она нашептывала своему сыну, чтобы успокоить его крики и плач, изменили его рисунок.

Она церемонно приветствовала Моисея, велела служанкам удалиться и только потом вынула Гирсама из колыбели. Она передала ребенка в руки Моисея, который заурчал, как большой кот, с удивлением разглядывая своего сына, который ерзал в его больших руках.

— Мне казалось, что я отсутствовал так давно, что мой сын уже стоит на ногах и произносит имя своего отца, — пошутил Моисей.

Сепфора покачала головой и отступила на порог комнаты. Оба чувствовали странную неловкость и не знали, что делать со своими взглядами, телами, словами, которые они шептали сами себе в одиночестве ожидания. Моисей хотел положить своего сына обратно в колыбель, но он был неловок, и Сепфора, желая помочь, коснулась руки Моисея, и засмеялась тихим смехом, от которого оба затрепетали. Моисей метнулся к своему мешку и достал из него длинную тонкую ткань, на которой пурпурные полоски переливались с золотистым шитьем из синих и медно-красных ниток.

— В больших городах Ханаана, в Гераре или Вирсавии, самые благородные женщины окутывают себе головы такими тканями. Это им очень идет, но я нахожу, что у них слишком светлая кожа. Я грезил о твоем лице и купил эту ткань.

Моисей положил ткань на пальцы Сепфоры, сжал их обеими руками и поднес к губам. Сепфора призвала на помощь всю свою волю, чтобы не обвиться вокруг Моисея, вызывая его ласки, вдыхая почти забытый аромат любви.

— Иди к моему отцу, — пробормотала она почти беззвучно, — он с нетерпением ждет тебя.

Моисей хотел притянуть ее к себе, но она мягко отстранилась, воспользовавшись попискиванием Гирсама. Она наклонилась над плетеной колыбелью и ласково пропела несколько слов. Подняв голову к Моисею, она повторила:

— Иди к Иофару.

Иофар сидел за трапезой, празднуя возвращение сына и зятя. Моисей склонился перед ним, и Иофар приветствовал его с радостью, от которой сотрясалось все его щуплое тело. Он не отпускал его руки, словно желая убедиться в том, что этот человек, который не был мужем его дочери, жив и здоров. Моисей поставил перед ним высокий кубок из инкрустированного серебра.

— Может быть, он подойдет тебе и для приношений Хоребу и для утоления твоей жажды, — сказал он с ласковой насмешкой.

— Этот кубок подойдет для нас обоих! — весело вскричал старый мудрец. — Да защитит тебя Хореб, он, несомненно, сгодится для нас обоих!

— У моего шатра стоит молодая верблюдица, которая заменит ту, которую ты подарил мне, — добавил Моисей.

К удивлению Обаба и Сишеведа, Иофар принял дар без лишних слов. Вино окрасило его щеки, глаза блестели, пальцы поглаживали тонкую резьбу кубка. Казалось, ничто не могло обрадовать его больше подарка от Моисея. Они обменялись новостями, и Иофар, не меняя тона, спросил Обаба, не встречали ли они караванов из Египта.

Обаб отрицательно покачал головой:

— Нет. Караваны, которые направляются в Египет, больше не идут через Ханаан. Торговцы боятся, что солдаты из Египта могут ограбить их.

Иофар кивнул головой:

— Поэтому они и прошли через Мадиан, пока вы отсутствовали. Это длинный путь, надо обогнуть гору Хореба, а для этого нужны хорошие проводники. Но оказывается, сейчас это самый безопасный путь для тех, кто направляется в долину Реки Итеру.

Иофар умолк. Обаб и Сишевед тоже молчали. Они хорошо знали Иофара и понимали, что он не расспрашивал их только потому, что хотел вызвать любопытство Моисея. Но Моисей ничего не спрашивал, только, как обычно, ловко крутил в руках свою палку. Иофар покачал головой, поставил кубок перед собой, прищелкнул языком и церемонным тоном заявил:

— Ты должен знать то, что я узнал, мой мальчик. Торговцы говорят, что страна Реки Итеру полнится слухами о заговорах. Говорят, что женщина, которая была Фараоном, не умерла. Одни говорят, что она тайно живет в одном из своих дворцов. Другие говорят, что ее бывший супруг запер ее в гробнице ее отца и что плохо приходится тем, кто был в фаворе у царицы или даже просто служил у нее. Торговцы говорят еще, что жизнь иудейских рабов стала еще невыносимее. Их заставляют производить все больше кирпичей, таскать все более тяжелые тачки и строить все более высокие стены. Они не выдерживают и умирают еще до того, как на них опускается плетка Фараона.

Моисей вскочил на ноги, даже под загаром было видно, как побледнело его лицо. Иофар не обратил внимания на такое проявление неучтивости.

— Я спрашивал торговцев, как это сделал бы ты, мой мальчик. Я спросил их, не слышали ли там имени Моисея. Они ответили, что нет, не слышали. Я спросил их: «Даже иудейские рабы не упоминали этого имени?». Они ответили: «Кто может знать, о чем бормочут рабы? К ним никто не смеет приблизиться».

Моисей отошел, и Иофар крикнул ему вслед:

— Моисей, подумай об этом. Та, кто была твоей матерью, жива и вынуждена жить под бременем той же ненависти, которая изгнала тебя из Египта. Если ты не нужен иудеям, то она, она живет в унижении за то, что сделала тебя сыном Фараона. И у нее одна надежда — увидеть твое лицо прежде, чем она закроет глаза. Я знаю это. Она любит тебя, она дала тебе свое имя. В твоих венах не течет ее кровь, но в твоем сердце живут ее ласки, которыми она осыпала тебя, когда ты был ребенком. И еще я знаю, что человек живет спокойнее и чувствует себя более свободным, после того как простится со своей матерью.