Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Моисей попытался оттолкнуть ее, несмотря на растущее в нем желание.

— Если я не в мире с самим собой, так это из-за тебя и Гирсама. Мы совершили грех. У него нет отца. Мы совершили грех в глазах всех в Мадиане!

Сепфора ввела его в себя и спросила:

— Как ты можешь говорить о грехе, когда ты даже не веришь в гнев Хореба и не повинуешься его воле?

Прошла одна луна, и Сепфора объявила Моисею, что он станет отцом во второй раз.

Он принял ее в свои объятия, прижал к себе и прошептал на ухо:

— Мы совершаем грех.

— Того, чего желаю я, желает Хореб. Слушай его!

Моисей повернулся к горе Хореба, словно оценивая врага перед битвой.

Наутро Сишевед примчался, чтобы сообщить, что Моисей сложил свой шатер и пошел со своим стадом, мулом и двумя верблюдами в сторону горы.

Один только Иофар встретил эту новость с улыбкой. На следующий день вернулся с западных пастбищ Обаб. На вопрос Иофара о том, видел ли он Моисея на пути к горе, Обаб ответил:

— Я встретил его на обратном пути. Я проводил его, пока не наступила ночь, я предупредил его о том, что его ждет. Он даже не разжал зубов, но дал мне понять, что мне нечего делать рядом с ним.

— Это хорошо, — одобрил Иофар. — Это хорошо.

— Как ты можешь это говорить? — вспылил Обаб с удивившей Иофара горячностью. — Пастбища на горе скудные, а склоны не одолеть ни овцам, ни верблюдам.

— Он пошел туда не для того, чтобы накормить свое стадо, — возразил Иофар.

— Значит, следовало удержать его. Это безрассудство — позволить ему идти туда.

Иофар жестом отмел его возражения, но Обаб не успокоился:

— Он не знает ни троп, ни источников на этой горе. Он заблудится…

Иофар положил руку на плечо сына и указал ему на легкие облака, клубившиеся вокруг вершины Хореба.

— Успокойся. Хореб позаботится о нем. Он найдет свою дорогу.

Обаб мрачно пожал плечами, уверенность отца его не убедила.

Прошло несколько дней, Моисей не возвращался. Сепфора проводила все время с Гирсамом и ни разу не присоединилась к Иофару, который возносил приношения. Однажды утром Иофар спросил Сефобу, которая принесла ему утреннюю еду:

— Что с Сепфорой? Не больна ли она?

— Если то, что она не разжимает зубов и удерживается от слез из гордости, можно назвать болезнью, то она больна.

— Но отчего же?

— Ох! Отец мой, не притворяйся удивленным! — раздраженно ответила Сефоба. — Моисей ушел, она опять беременна и опять без мужа. Даже служанки начинают беспокоиться о ней. И все из-за ее упрямства.

— Ола! — вскричал Иофар. — Ты помнишь, когда Моисей пришел просить ее руки, это она ему отказала, а не я.

— Ну и ну! Знаю я вас обоих! Если бы ты не поддерживал ее безрассудство, мы бы уже давно гуляли на их свадьбе.

Иофар только что-то пробормотал про себя.

Моисей не возвращался. Проходили дни, ночи, опять дни. Весь двор был охвачен беспокойством и тревогой, все лица были обращены к горе в ожидании взрыва гнева Хореба.

Каждое утро на рассвете Сепфора выходила и смотрела на небо и на кроваво-красные тучи, сгустившиеся вокруг горы, уповая на то, что они не загрохочут и не взорвут воздух. Ее живот увеличивался постепенно, но достаточно быстро, словно в нем росла не только жизнь, которую Моисей оставил ей в залог, но и неумолимое время, которое не останавливаясь текло с момента его ухода.

Однажды к вечеру, когда Сепфора поддерживала Гирсама, делавшего первые шаги, к ней присоединилась радостная Сефоба. Сепфора выпрямилась в надежде услышать добрую весть, но услышала не то, чего так ждала. У Сефобы была совсем другая, но долгожданная радость: она наконец тоже зачала.

— Я так долго ждала этого, — блаженно смеялась Сефоба. — И поверь, я не сидела сложа руки.

Сефоба подхватила Гирсама на руки и покрыла его поцелуями.

— Признаюсь, я все время боялась оказаться бесплодной, как жена Авраама!

Сефоба ликовала, но у Сепфоры не было сил разделить радость сестры. Разочарование было слишком велико. Она ухватилась за плечи Сефобы, словно утопленница, и разрыдалась.

Когда наутро она вышла посмотреть на вершину горы, Обаб уже ждал ее.

— Небо еще никогда не было таким ясным, как после ухода Моисея, — заметил он в полной растерянности.

Они постояли некоторое время молча, потом Обаб прошептал:

— Где же он может быть?

Он указал на гору и с тонкой улыбкой, какой он улыбался в детстве, когда они вместе играли и вместе работали, сказал:

— Ты следи за вершиной, а я буду следить за склонами, может быть, нам повезет, и мы увидим дым от его костра.

— Он не будет разводить огонь, — ответила Сепфора в отчаянии. — Даже перед своим шатром он никогда сам не разводил огонь.

Обаб взглянул на нее с укором, словно не терпел ни малейшей критики в отношении Моисея со стороны Сепфоры. Она повернулась к нему и добавила дрожащими губами:

— Ему даже нечем развести огонь, я в этом уверена.

Обаб обнял ее за плечи:

— На горе есть разрывы, откуда выбивается огонь. Достаточно бросить туда несколько веток, чтобы согреться холодными ночами.

На следующее утро Обаб опять стоял рядом с Сеп-форой. Внимательно рассматривая склоны, с которых медленно уходила ночь, он спросил Сепфору, почему бы ей не помочь отцу во время утренних приношений Хоребу? Сепфора молча сжала его пальцы в знак согласия. Старый мудрец не скрывал своей радости, когда она присоединилась к нему, хотя ему приходилось прятать от дочери свое беспокойство. Слишком долго находился Моисей на горе.

Прошла весна. Началось еще нежаркое лето. Гора Хореба не разу не рокотала, вершина оставалась открытой и спокойной. Урожай ячменя был обильным, как никогда раньше. Никакие болезни не поражали скот, и караваны, которые теперь часто проходили по дороге в Эфу, возвращались с большими прибылями от продажи ладана в Египте. Купцы не считая покупали все, что кузнецы могли им предложить.

Никто в Мадиане не помнил, чтобы небо было таким лучезарным, как в течение этих лун. Однако над двором Иофара словно нависло невидимое тягостное облако: лица его обителей были омрачены печалью, редко слышался смех, праздники были запрещены.

Заметив, что старшие служанки начали ткать траурные одежды, Иофар разразился страшным гневом, потребовал немедленно распустить уже сотканные ткани и сжечь все нити. Но он не мог бороться с грустными мыслями и тяжким молчанием. Кто, будучи в здравом уме, мог поверить в то, что Моисей еще жив?

Однажды на рассвете Сепфора спросила Обаба, смог бы он найти на горе следы Моисея?

Обаб долго колебался, глядя на отяжелевший живот Сепфоры.

— Еще недавно это было бы не так сложно. Но сейчас? Кто может знать, как далеко он поднялся? Он может быть с другой стороны склона, где нет источников.