Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

— Может быть, он ранен и ждет, что мы придем ему на помощь? Я думаю об этом дни и ночи.

Обаб долго смотрел на гору, словно на дикого зверя, преграждавшего ему путь. Он знал то, что не осмеливалась сказать его сестра из Куша. Если Моисей умер от голода или если с ним случилось несчастье, то следовало как можно быстрее найти его тело, пока его не сожрали дикие звери.

— Да, пора узнать.

Он вернулся через семь дней, и его рассказ вызвал горе и скорбь.

На западной оконечности горы он нашел половину животных из стада Моисея, которые бродили в одиночестве. Пройдя еще пятьсот локтей, Обаб обнаружил останки остальных животных, ставших добычей зверей и хищных птиц.

— Животные, очевидно, разбрелись и заблудились, потому что некому было их удержать и успокоить, — объяснил Обаб. — Я продолжал карабкаться выше и выше, голос у меня сорвался от крика. В сумерках на середине горы, там, где склоны покрыты лишь пылью и колючим кустарником, я нашел палатку. От нее остались только две сломанные стойки и изорванный холст.

Обаб не мог продолжать свой путь, не рискуя собственной жизнью.

— Ты видел его мула или верблюда?

— Нет.

Поняв мысль своего отца, он торопливо добавил:

— Там наверху нет ничего, отец мой. Там нет ни травы, ни даже самого тоненького ручейка.

Иофар тяжело взглянул на него:

— Ты ошибаешься, сын мой. Там Хореб.

Мудрец и советник царей Мадиана больше не отходил от алтаря Хореба. С помощью Сепфоры он скрупулезно выполнял все ритуалы, приносил самые богатые жертвы. Он принес в жертву десять самых крупных овец из своего стада и молодого теленка. Обаб, видя, как его отец расточал свои богатства за человека, который не был ни его сыном, ни братом, ни даже мужем его дочери, ни разу не выразил какого-либо недовольства. Сишевед сам привел к Иофару овец из своего стада и попросил принести их в жертву от своего имени.

Вскоре весь двор и окружающие пастбища покрылись черным, жирным и зловонным дымом, исходившим от сожженных животных. Люди ходили, затыкая нос и рот, но никто не протестовал и не жаловался. Наступил день, когда Сепфора почувствовала первые боли, и ей приготовили белье и ложе из кирпичей. Роды прошли гораздо быстрее, чем в первый раз. Едва на горизонте появился первый луч солнца, как раздался крик новорожденного. Сефоба, живот которой уже заметно округлился, объявила всему двору о рождении мальчика. Но прежде чем повитухи успели перерезать пуповину и положить младенца на грудь Сепфоры, раздался громкий неистовый крик, от которого вздрогнули все акушерки. Сепфора, ослабевшая от перенесенных усилий и боли, стеная, приподнялась со своего ложа. Сефоба распахнула дверь, и одна из служанок закричала:

— Он вернулся! Он вернулся!

Сепфора без сил откинулась на спину, крепко прижимая к себе новорожденного. Порыв холодного воздуха остудил капельки пота на ее теле. Обаб, Сишевед и все молодые пастухи кричали в один голос:

— Моисей вернулся! Он жив! Он здесь! Моисей жив!

— Твой отец пришел вместе с тобой, — прошептала Сепфора своему новорожденному сыну.

Обаб, радостно смеясь, рассказывал:

— Его принес мул! Мул сам нашел дорогу, Моисей лежал на спине мула. Мул почти в таком же состоянии, дрожит от жара и от жажды.

— Он дышит, но глаза у него закрыты, — вскричал Сишевед. — Непонятно, как он еще жив? Когда он пил в последний раз?

Сефоба плакала горькими слезами:

— Его почти не узнать. Туника вся в лохмотьях, о, Сепфора, можно подумать, что он сделан из пыли! Но он жив!

Глаза Иофара блестели от слез, борода дрожала. Он слушал то одних, то других и повторял:

— Хореб вернул его нам. Я вам говорил!

Сепфора, еще не оправившаяся от болей, пыталась пойти в комнату, где уложили Моисея, но старая служанка удержала ее.

— Он здесь, и он жив. Я сейчас займусь им. А твое место сейчас здесь, — приказала она, положив рядом с ней новорожденного, завернутого в чистые пеленки. — Доверься мне, улыбнись и поспи. Завтра ты увидишь своего Моисея.

Но едва занялся день, как Сепфора с ребенком на руках уже стояла у ложа Моисея, кусая губы, чтобы не расплакаться. Моисей выглядел таким исхудавшим, что кости на висках, казалось, вот-вот прорвут его тонкую кожу. Вся грудь его была в глубоких ссадинах и кровоточащих ранах, губы потрескались, борода и волосы местами обгорели. Темные корки покрывали его руки, кровь сочилась из его ног, оставляя темные пятна на повязках, окутавших его тело. У Сепфоры перехватило горло, дыхание стало прерывистым и свистящим.

Сепфора опустилась на колени и положила руки на его горячий лоб. Моисей вздрогнул. Ей показалось, что он пытался открыть глаза, но только показалось.

— Его раны не так опасны, как кажутся, — сказала старая служанка. — Они неглубокие и заживут очень быстро. Меня больше беспокоит жар, который сжигает его нутро, но он пьет слишком маленькими глотками, которые быстро испаряются.

Не раздумывая, Сепфора бросилась за одеялами, разделась донага, вытянулась вдоль тела Моисея и потребовала, чтобы ей дали новорожденного сына Старая служанка запротестовала, но Сепфора была непреклонна:

— Приготовь бульон из мяса и трав, процеди через сито и охлади.

— Но ты убьешь его! Мужчина не должен прикасаться к роженице!

— Я не убью его. Мое тепло и тепло его новорожденного сына вытянут жар.

Старая служанка продолжала сопротивляться, но Сепфора приказала:

— Делай, что тебе говорят!

Через минуту старая служанка вернулась вместе с Иофаром и Сефобой, громко призывая в свидетели совершающегося богохульства всех обитателей двора, собравшихся перед порогом.

Иофар знаком приказал ей замолчать, Обаб закрыл дверь, и оба в оцепенении смотрели на покрытых кучей одеял Моисея, Сепфору и их новорожденного сына. Из груди Иофара вырвался слабый стон, морщинистые веки опустились на его уставшие глаза.

— Выполняй приказания Сепфоры, — сказал он служанке, которая, бурча под нос, вышла из комнаты, пока Сефоба смачивала в кувшине с холодной водой чистую простыню, которую Сепфора прикладывала к потрескавшимся губам Моисея. Капли воды проникли ему в горло, и Моисей с тихим стоном сглотнул несколько капель. Младенец проснулся, с криком требуя молока. Сефоба хотела взять его на руки, но Сепфора удержала ее:

— Оставь его. Я сама.

— Будем надеяться, что моя дочь из Куша вернет жизнь своему супругу после того, как она дала жизнь его сыну! — засмеялся Иофар.

Четыре дня и три ночи метавшийся в бреду Моисей, боролся со сжигавшим его огнем, пока наконец жизнь не вернулась к нему. Сепфора не отходя от него, кормила младенца, утоляла его жажду и огонь своих воспоминаний.

На вторую ночь задремавшая Сепфора проснулась от боли в руке, которую Моисей, лежа с открытыми глазами, сжимал изо всех сил. В скупом свете масляной лампы Сепфора, продолжая свободной рукой покачивать младенца, пыталась понять, действительно ли сознание вернулось к Моисею.