Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

И я стонала, еще не ведая, какие кровавые дни ждали меня впереди. Я еще не испытала боли потери, которая сегодня убивает меня, как и кровь, струящаяся из моего рассеченного живота, из такой же зияющей раны, как рана Мириам.

С трудом удалось мне убедить Моисея позволить мне вернуться к Иофару. Его гневный голос разносился не только по дому Иокевед, но и по улочкам всей деревни.

— Яхве говорит и для тебя, и для всех! — кричал он.

— Останься со мной, я не сделаю ничего стоящего без тебя, — умолял он.

Он обратился к старейшинам:

— Разве Предвечный был бы Предвечным, если бы он протягивал руку только тем, у кого наш цвет кожи? Не думаете ли вы, что Он отвернется от моих сыновей только потому, что их мать из Куша?

И старейшины, не сомневаясь в своей правоте, неизменно отвечали ему:

— Ты забываешь Завет, Моисей. Предвечный протягивает руку только тем, кого он избрал для своего Завета.

Но их слова только еще больше раздражали Моисея:

— Завет и обязанности, которые вы забыли, пока Иосиф был в руках Фараона.

Так велик был его гнев, что это только подтверждало мою уверенность в необходимости отъезда. И тогда он обращал свою боль против меня:

— Это и есть твоя любовь? Ты бежишь? Ты бежишь, чтобы больше любить меня? Ты, моя жена крови? Тогда как здесь, перед этим множеством людей, я слабее, чем в пустыне, где ты вернула мне жизнь?

Чтобы успокоить его, я ласкала и целовала его, и мы оба пьянели, словно от меда, который, я знала, вскоре должен был иссякнуть. Я пыталась успокоить и себя, потому что хотела быть сильной для него и сказать ему:

— Да! Да, я останусь с тобой, конечно, я останусь с тобой.

Но Мириам была все время рядом, и при виде ее благоразумие возвращалось ко мне.

И наконец, когда однажды вечером плетка Фараона истребила множество самых измученных, тех, кто был не в состоянии сделать столько кирпичей, сколько требовали надсмотрщики, вернувшиеся в деревню люди обратили свои упреки на Моисея:

— Смотри, Моисей! Смотри на эти трупы, которые мы принесли. Смотри, что от них осталось! Да увидит Яхве тебя и твоего брата. Вы напомнили Фараону о нас. Вы вложили ему в руку нож, карающий нас. А ты, ты стонешь оттого, что ты должен потерять свою жену?

Всю следующую ночь Моисей провел на гребне карьера, который нависал над деревней. Боясь за него, я пошла за ним вместе с Иешуа. Спрятавшись за скалой, мы слышали, как он призывал Яхве.

— Почему Ты послал меня? С тех пор, как я говорил с Фараоном от Твоего имени, он еще больше истязает этот народ, а Ты не приносишь ему избавления. Почему я пришел сюда, если это только ухудшило их положение?

Он кричал с такой силой, что голос его был слышен даже в деревне. Но ни Моисей, ни они не услышали ответа Яхве.

На рассвете следующего дня Иешуа пришел сказать мне. что старейшины и Аарон шептались между собой, что Яхве не отвечает Моисею, потому что присутствие кушитки оскверняет его, и что Яхве не ответит, пока Моисей не избавится от нее.

Больше нельзя было ждать. Я приказала своей служанке Мюрти предупредить пастухов.

— Пусть они приготовят верблюдов и все, что нужно для путешествия. Завтра на рассвете мы отправимся в Мадиан.

Моисей не возражал. Он даже не смел смотреть мне в глаза.

Он взял на руки своих сыновей и долго смотрел на них, удивленных таким поведением отца.

Поздно ночью его ласки были не такими, как всегда. Я еще говорила, но Моисей уже был далек от меня, как отдаляются те, кто отправляется в дальний путь.

В минуту прощания только в глазах Иокевед и Иешуа блеснули слезы.

Я молчала следующие два дня. Если бы я могла, я бы остановила свое дыхание. Будь у меня светлая кожа, все бы увидели краску унижения на моих щеках. Я стала Сепфорой-изгнанной женой.

Это были ужасные два дня.

Мы шли на север вдоль берега Реки Итеру, как вдруг я услышала, что меня окликают по имени с лодки. Надутые паруса заслонили от меня всю реку, и я не сразу увидела, что это был Иешуа, который, смеясь, махал мне рукой.

Через мгновение запыхавшийся Иешуа уже был рядом со мной.

— Я так и думал, что нагоню тебя. Как только смог, я прыгнул в лодку. Ведь лодки плывут быстрее, чем идут лошади и мулы!

— Но почему ты прыгнул в лодку? Ты хочешь бежать из Египта в Мадиан?

Голос мой звучал более горько и более насмешливо, чем я того желала. Но Иешуа засмеялся, не обращая внимания на мои слова, и взял меня за руки.

— Яхве вернулся к Моисею! Вчера Яхве говорил с ним! Он сказал: «Ты увидишь, что Я сделаю с Фараоном! Он будет упорствовать, Царь Египта, но Моя рука будет сильнее! Он не выдержит и изгонит Мой народ, он не захочет даже слышать о нем! Я поведу вас в страну, которую Я поклялся дать Аврааму, Исааку и Иакову! Ты увидишь, Я ожесточу сердце Фараона, и Я умножу Мои знаки и чудеса!»

Иешуа весь дрожал от радости. Понимал ли он, какая это была для меня пощечина?

Конечно, я не могла не радоваться. Ведь Господь Яхве не оставил Моисея в муках!

Но, слушая Иешуа, я чувствовала, как сердце тяжелеет в моей груди! Едва я удалилась, как Яхве обратился к моему супругу! Подавал ли Он мне знак за то, что я не верила со всей искренностью в необходимость своего ухода? Хотел ли Он указать на то, что Мириам была права?

Не говорил ли Он: «Избавимся от этой кушитки?»

Слезы выступили у меня на глазах. Иешуа понял мои муки:

— Нет, нет, я уверен, что ты ошибаешься.

Он обнял меня, лаская со всей силой своего воодушевления:

— Моисей поведет нас. Старейшины больше не будут сомневаться в нем. И ты вновь увидишь его. Я знаю это. Мы тоже еще увидимся. Я знаю это так же точно, как если бы это было написано в этих облаках.

Он указал пальцем вверх на длинную череду облаков, которая закрывала горизонт до самого севера. Мне захотелось рассмеяться вместе с ним.

— Ты хоть умеешь читать? — пошутила я.

— Умею! И читать, и писать! Почти так же хорошо, как Аарон. Я умею читать не письменность Фараона, а нашу древнюю письменность.

— Не оставляй Моисея, — прошептала я, обнимая его в последний раз. Смотри за ним, люби его и не позволяй Аарону все решать самому.

Зимние дожди начались, когда я увидела белые стенки колодца Ирмны.

На протяжении всего пути из Египта я не могла забыть о своей грусти, но один вид стен из сырого кирпича, окружавших двор моего отца, словно пролил бальзам на мою душу. Радость от возвращения домой успокоила меня. Я прижала к себе Элиазара и Гирсама и прошептала им:

— Вот мы и вернулись!

Гирсам, который уже начал говорить, радостно засмеялся, узнав большую смоковницу на дороге, ведущей в Эфу, а Элиазар захлопал в ладошки, увидев загон для мулов, коз и овец.

Здесь не было великолепия Египта. Зелень оазиса здесь была лишь маленьким пятнышком в огромной пустыне, тогда как цветущие берега Реки Итеру закрывали горизонт до самого края земли. Зато здесь кирпичи, из которых строили стены и дома, делались для радости строить и дать приют простому счастью мира, любви и справедливости.