Иван Арсентьев - Буян

Покончив с делами, шествие повернуло через мост на окраину провожать крестьян Царевщины и смежных деревень. В Старом Буяне остались только их делегаты.

Дул ровный и несильный ветер — «луговик», солнце ярко холодило землю. Ненастье, словно отбыв повинность, отбушевав вволю, уступило место вёдру, и все преобразилось: степи, леса, селения стали картинно-опрятными и как бы хвастались издали показной аккуратностью. Осень искусно ставила свои декорации, а за ними… Стоило подъехать к деревне поближе, как тут же всяк убеждался, что это обман, видимость одна.

Уже в Седелкине Евдоким услыхал, что в окрестных селах неладно. В самом Седелкине вчера избили старшину за то, что отказался вернуть крестьянам часть внесенных податей. А податей тех и не счесть зараз. И казенные, и земские, и страховые, и продовольственные, и мирские — волостные и сельские. Разобраться в них нелегко, а платить и подавно. Отколотив волостного старшину, крестьяне прогнали заодно арендатора базара татарина Нурея, и сегодня впервые торговля шла без пошлин. Эти дела Евдокиму нравились, подобные села — благодатная нива для агитации.

Решил потолкаться среди людей, послушать, о чем поговаривают. Проходя через «скотскую половину» базара, он заметил великолепную пару быков, явно барских.

— Из какого имения? — поинтересовался Евдоким у мужиков, сновавших вокруг да около.

— Болтают, из Шабановского.

— Что ж не берет никто? Быки-то племенные, поискать таких!

— Куды уж лучше! Да только опасно… Как бы после не отняли… Стражники ух как лютуют…

— А ты, паря, нешто купить хочешь? На развод?

— Мне они — в самый раз. Скоро вот общество землю разделит, пахать надо, сеять.

— Разделит… Шабановских быков, слышь, уже разделили, да с рук сбыть не могут…

— У нас в Старо-Буянской волости грабежа нет, землей распоряжается народное самоуправление, республика, — объяснял Евдоким. Мужики недоверчиво слушали, переминались с ноги на ногу, подмигивали друг другу.

— Не верите? — удивился Евдоким. — Соберите давайте сход, я всему обществу прочитаю наш «Временный закон» — тогда все поймете.

— Какой те нынче сход? Вишь — базарный день.

Евдоким подумал, что базарный день — не помеха, но раз такое дело, он может заехать сюда еще раз, когда вернется из отдаленных деревень.

— Что ж, — согласились мужики. — Ежели вернешься — послушаем. Отчего не послушать умного человека!

Вечером Евдоким покинул Седелкино. В полях было темно и пусто. На протяжении двадцати верст встретился только один мордвин, который изо всех сил нахлестывал свою тощую конягу.

Подъезжая к Токмалам, ямщик указал кнутом на большое зарево вправо от дороги.

— Зубовское горит.

— Почему Зубовское?

— Больше нечему. Барынин хутор горит, не иначе, — заявил ямщик уверенно.

Проехали еще немного, впереди в темноте зачернели избы. Вдруг громкий окрик:

— Стой! Остановись!

К телеге подбежало восемь мужиков. При слабом свете ущербной луны видно было, что одеты они плохо. Один из них, со строгим умным лицом и почему-то без шапки, спросил:

— Что за люди?

— По делам еду, — ответил Евдоким.

— Не езди по этой дороге, убьют!

— Да что у вас тут? — спросил извозчик.

— Такие дела, что и сказать нельзя… Убийство!

— Где?

— Кругом! Видишь, полыхает? Барыню зубовскую жгут. А с полудня марковский винокуренный завод грабят. Наши поехали тож, да зубовские расставили кордон, никого не пущают.

— Нас-то, чай, пропустят?

— И думать нечего. Лошади у вас справные, подумают — марковские… Долго ли до греха!

По голосу говорящего ямщик понял, что это не шутка, и под предлогом того, что надо дать лошадям отдых, не спешил трогать. Так и стояли у околицы, гадали: ехать или не ехать. Зарево охватило уже полнеба.

— Оружие какое ни есть у вас найдется? — спросил у Евдокима парень с чуть пробивающимися темными волосками на губе и нахмуренным лбом.

— Имеется, — признался Евдоким.

— Ну, с «товарищем»-то еще можно. Мужики все с вилами, а ружей не видать. Может, и проедете. Народ вы чужестранный.

Решили трогать. За версту от завода целая толпа с топорами и косами гнала штук двадцать хороших заводских быков. Народ оказался токмалинский. Остановились.

— Куда скотину гоните? — спросил Евдоким.

— Отбили… Марковское имение спасаем.

— Спасаете?

Выяснилось, спасение состояло в том, что пока зубовцы разбирали хлеб и муку, токмалинцы под шумок угнали скот.

Вот уж и Кондурча показалась, блеснула под луной, словно выплеснутое из ковша расплавленное олово. На той стороне — винокуренный завод. Там и сям возле амбаров мелькают тени, слышится перестук колес. Вдруг за мостом из кустов — бабах! Ба-бах! Евдоким выхватил револьвер и тоже выстрелил в ту сторону. Телега остановилась.

— Эй, кто вы? — послышалось из темноты.

— Мы проезжие, а вы, верно, с ума спятили, в людей палите?

— Так мы в гору, чтоб остановить. Думали, марковские приказчики… Житья от них нету.

К повозке подошли четверо крестьян с ружьями и вилами.

— Пьяны вы, что ли? — выругался Евдоким.

— Ни-ни! Сами казенку закрыли, а на заводе охрану поставили, чтоб и духу винного не было.

— Это дело, — похвалил ямщик. — А как имение?

— Звания не оставили. Все подчистую…

— Н-да…

— Кругом охальничают: в Митровке у Соколова тоже все под метелку сожгли. Анафемы! Жечь-то зачем? У нас, слава богу, этого не будет. Мужики так и сказали: убьем, ежели кто зажжет.

— А побоища?

— Спаси и сохрани царица небесная! Этого нет. Только вот пащата наши озорники, не сладишь с ними. Что ведь делают? В лавках на базаре из подвалов все варенье растащили, бесстыжие, и слопали!

…В селе было тихо, лишь изредка подвывала собака, глядя на зловещее зарево.

Посылая Евдокима, Князев вручил ему несколько писем к своим знакомым. В числе их и братьям Минаевым из слободы Черемухово. «Мужики умные, развитые», — аттестовал их Антип.

По дороге в Черемухово Евдоким остановился в селе Шламове. На постоялом дворе, куда завернул он перекусить, сидело человек пятнадцать мужиков. Пили чай и оживленно разговаривали. Евдоким прислушался.

— Полтора пуда бумаг у него нашли, — таинственно сообщил своим собеседникам угловатый черный малый. — И что бы вы думали в тех бумагах? Подписки! — шептал он таинственно, подняв вверх заскорузлый палец. — Ага. Улещал мужиков подписываться, значит, царя убить и церкви запечатать. От антихриста, слышь, ездил…

— Полтора пуда?! Ма-атерия…

— Награду, слышь, дадут за него?

— А то! Урядник калякал — по двадцать пять целковых за каждого будет. Антихрист разослал их по всем селам бунты делать.