Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

К счастью для себя, Петр Борисович скончался незадолго до этого скандала. Все беспросветное отчаяние графини Разумовской, все хлопоты по ее устройству, одним словом, все последствия семейной катастрофы принял на себя ее брат.

Николай Петрович не только морально поддержал сестру в тяжелый момент. Он сделал гораздо больше: взял над совершенно потерявшейся женщиной своего рода опекунство, прося ее только об одном — ничего не делать, не посоветовавшись с ним.

Варвара Петровна не отличалась ни умом, ни крепостью характера. Безалаберной, нерешительной, как писали, «крайне простой», ей не по силам было выдержать удар судьбы.

Впавшей в отчаяние графини хватило только на то, чтобы обосноваться в громадном доме на Маросейке, набитом добром двух богатейших семейств. О муже она не хотела и слышать, что понятно. Но именно брат убедил ее наладить с графом Алексеем переписку — ведь там оставались дети. Николай Петрович считал, что сестра в любом случае не должна отказываться от материнских прав, возможности влиять на воспитание детей.

Переписка действительно наладилась. Интересно, что граф Алексей, считая жену более богатой, чем он, затребовал «алименты» — по десять тысяч рублей в год. Дочери Варвары Петровны постоянно обращались к «дяде Николаю». Как и для матери, он был для них опорой и советчиком. Сыновья же, графы Разумовские, перепорученные отцом ненадежным гувернерам, подрастая, становились явными шалопаями. «Неправильность семейных отношений, — как писали, — давала себя знать». И опять Николай Петрович принимает сердечное участие в проблемах сестры, стараясь сблизиться с племянниками и оказать на них благотворное влияние. Одному из них, еще почти отроку, он добывает звание камергера в надежде, что тот остепенится, начнет служить. Но все тщетно. Граф Алексей обескураженно пишет о сыне: «Я беспрестанно имел от него огорчения, развратные поступки разного рода, мотовство».

Братья Разумовские делаются героями скандальных хроник в обеих столицах. Кутежи, безобразные истории, из которых помогает выпутаться лишь золото, картежные сборища, где спускаются астрономические суммы, — вот их повседневность. Такой угар требовал только одного: денег, денег, денег...

Только что вырученные дядюшкой из одной авантюры, молодцы впутываются в следующую. «В Петербурге граф Петр Алексеевич, — пишут об одном из племянников Шереметева, — снова наделал бездну долгов, посещал дурное общество и окружил себя самым невозможным образом, ни с кем из родственников, ни с дядями, ни с тетями не знался».

Молодые балбесы решили сделать ставку на безмерно богатого опекуна и, промотав золото Разумовских, взяться за шереметевское. А ведь и правда! По понятиям того времени без пяти минут пятидесятилетний Шереметев почти старик. Здоровьем не отличается. Они, его родные племянники, — ближайшие родственники, которые по кончине «дяди Николая» становились прямыми наследниками. «В руках молодых Разумовских, — пишет автор книги об этом семействе П.Васильчиков, — должны были соединиться два самых значительных состояний в России».

Должны были — если бы не Параша... Кусковскую актрису, почти невидимку, защищенную на сцене сиянием шереметевских бриллиантов, можно было еще терпеть в роли дядюшкиной любовницы. Но женитьба на ней рушила все планы! Отсюда ненависть к Жемчуговой, происки разного рода, смысл и мотивы которых Шереметев разгадал. Разгадал и ужаснулся.

В числе самых ярых противниц Параши называют и Варвару Петровну. У нее, обладательницы шестнадцати тысяч крепостных, помимо сожаления, что бедным деткам из-за безродной холопки может ничего не перепасть, имелась своя, чисто женская причина быть противницей выбора брата.

Дело в том, что «разлучницей» графини Разумовской была такая же простолюдинка, как и Параша, дочь берейтора Мария Соболевская. Получалось так: одна дворовая девка увела у Варвары Петровны мужа, другая отбирает у ее детей фамильное состояние.

Сословное презрение шереметевской родни к простолюдинке было лишь одной стороной медали. На другой — неутолимая корысть и без того богатых людей, неутолимая жажда чужого золота. Какой холодной яростью, нескрываемой досадой веет от слов одной из Шереметевых, сказанных в адрес Николая Петровича: «Отменный штукарь, старший наш родственник!»

...Происки алчных людей ничего не дали. Грустно закончила дни сестра Николая Петровича. Доверчивая до глупости, она передала все свои дела проходимцу из крепостных, получившему из ее рук вольную.

Этот человек, некто Иван Сыров, как свидетельствовали, «обирал госпожу свою как липку... Огромный дом Варвары Петровны, содержавшийся в крайнем беспорядке, грязный, душный, натопленный, как баня, и никогда не проветриваемый, набит был великолепным шереметевским серебром и всякими драгоценностями, доставшимися графине от отца и свекра».

...Не раз Николай Петрович пытался раскрыть сестре глаза на ее сыновей-балбесов, предлагая ограничить их в деньгах, «не делать излишностей». Разумовская же считала, что, как только в руках ее мальчиков окажется столько золота, сколько им хочется, они будут вести себя пристойно. Мотовство же и загулы наследников приобретали всё большие масштабы.

В результате один из них сошел с ума и умер в приюте при суздальском Спасо-Евфимьевом монастыре, другой опустился как нельзя ниже. Оба не оставили потомства, и род Разумовских прекратился.

...Племянники, подозревая коварную холопку в видах на дядюшкино богатство, изрядно успели попортить кровь Николаю Петровичу.

Обстановка особенно накалялась после поездок Разумовской в Кусково. Тамошняя челядь встречала Варвару Петровну как истинную хозяйку, успевая порассказать ей были и небылицы на интересующую ее тему.

«И куда только барское добро пойдет, что родитель ваш для внуков своих копил-наживал! — голосили приживалки. — В руки чернавке нерожалой!.. Не видать тебе добра, батюшкой нажитого...» — причитала дворня, доводя Варвару Петровну до нервного припадка.

Разумеется, всякий раз она имела объяснения с братом. А Николай Петрович по-родственному не мог поставить ее на место. Как-то само собой оказывалось, что он всем должен, всем обязан и кругом виноват.

Через несколько лет, когда Шереметевы узнали, что женившийся Николай Петрович переписал завещание, их негодование достигло апогея. Совсем не случайно «Крез-младший» стал опасаться мести.

Несколько слов о дальнейшей судьбе графини Разумовской.

По смерти брата Варвара Петровна быстро перестала быть хозяйкой в собственном доме. Рассказывали, что, когда она хотела куда-либо отправиться, обленившиеся кучера отмахивались от нее и отвечали, что карета, мол, сломана.