Людмила Третьякова - Театр для крепостной актрисы

Известие о трагических событиях в Михайловском замке пришло к графу глубокой ночью. «Император Павел скончался от апоплексического удара». В это невозможно было поверить. Лишь несколько часов назад Шереметев возвратился из замка, оставив друга детства в полном здравии. Он еще не знал, что Павел — убит...

Параша застала графа в сильном волнении, ошеломленного. Он собирался в Михайловский замок, торопя парикмахера, приводившего прическу в порядок.

Сырая мартовская ночь медленно заканчивалась вползавшим в город рассветом, когда граф прибыл на место событий. В калейдоскопе разных лиц ему бросился в глаза высокий двадцатичетырехлетний Александр, старший сын Павла, тот, который, по сути, уже стал императором.

Некоторое время спустя Шереметев думал о нем как о человеке, который, скорее всего, с пониманием отнесется к его решению жениться. За Александром уже закрепилась репутация человека тонкого, ни в чем на непредсказуемого батюшку-покойника не похожего. Но, поразмыслив и не желая искушать судьбу, граф решил обойтись без императорского вердикта. На восьмое ноября 1801 года было назначено венчание.

...Брак Шереметева называют тайным. Но при всем том известно, что было совершено предвенчальное оглашение в церкви, когда присутствующим предлагается сообщить, не имеются ли у них сведения о женихе и невесте, препятствующие браку.

Параша Жемчугова... Ее жизни, трудной и короткой,

все равно будут втайне завидовать. Что дает такую

власть одному человеку над душой другого? А секрет,

наверное, прост: умение любить, отдавая все, ничего

не требуя взамен и ничем не желая владеть

Другое дело, что граф не хотел оповещения о женитьбе в своем кругу. Недаром они с Парашей уехали из Петербурга, подальше от любопытных глаз. А в Москве предстали перед алтарем в церкви Симеона Столпника, что и сейчас стоит в самом начале теперешнего многолюдного Нового Арбата.

В маленькой церкви ничего не изменилось с того самого дня, когда сюда вошли граф и Параша. Все так же в высоко поднятые окна льется свет бесконечно сменяющих друг друга дней, а толстые стены хранят торжественную тишину.

Церковь эта, без сомнения, была хорошо знакома Николаю Петровичу. Совсем рядом, на Воздвиженке, и по сию пору стоит дом Шереметевых — еще одно их московское обиталище, которое Николай Петрович купил незадолго до женитьбы. Здесь новобрачные отпраздновали скромную свадьбу. Здесь граф и самая знаменитая из всего шереметевского рода графиня Прасковья Ивановна провели свой медовый месяц.

Вернемся, однако, к событиям осени 1801 года... Свидетелей при венчании было четверо. Среди них — единственная подруга Жемчуговой Татьяна Шлыкова и дальний родственник графа Андрей Щербатов, который вырос в шереметевском доме.

Присутствовавшие при венчании остались верны просьбе графа сохранить все в секрете. Достаточно сказать, что Щербатов, счастливый в семейной жизни и не имевший тайн от жены, ни словом не обмолвился о венчании.

Именно из-за того, что действующие лица этого события оказались крайне деликатны, мы не знаем никаких подробностей о венчании и свадьбе. Жаль, конечно! Как была одета невеста, какой свадебный подарок получила, какие разговоры велись в тот вечер на Воздвиженке — из всего этого, надо думать, сложилась бы любопытная картина. А приходится довольствоваться словами внука графа и Параши: «Так состоялся брак моего деда без всякой пышности и блеску».

Тот, кто привык изумлять сограждан праздниками, подобными фантастическим картинам сказок «Тысячи и одной ночи», самый долгожданный день своей жизни провел «в благоговейной несуетности». Почему?

Дело не только в секретности происходившего. Эта знаменитая история любви оказалась значительно сложнее привычной сказки о Золушке. Здесь не было «хеппи-энда», поскольку не сочинитель, спешивший порадовать читателя, а сама непредсказуемая жизнь писала эту историю, отведя свадьбе роль лишь важного эпизода, и только. За днем долгожданного соединения перед Творцом последовал другой день, неся новые испытания.

...Митрополит Платон знал о венчании милых его сердцу людей. Уведомленный, что все свершилось, как было задумано, он написал новобрачному: «Поздравляю Ваше Сиятельство с благополучным свершением Вашего намерения и желания».

Его рукой составлен и документ, который сегодня мы бы назвали свидетельством о браке: «1801 г. ноября 8 дня. Его Сиятельство г. обер-камергер и кавалер граф Николай Петрович Шереметев венчан браком с девицею Прасковьей Ивановной Ковалевской в царствующем граде Москве».

С глубоким смыслом, с душевным удовлетворением выводит старческая рука: «Графине Прасковье Ивановне посылаю благословение и благодарение».

Очень немного было подле Шереметевых людей, сочувствовавших драматической истории их союза. Можно лишь представить, скольких — и высокородных, и плебеев — передернуло от этих слов: «графиня Прасковья Ивановна»...

Тот шок, который вызвала его свадьба с крепостной, Николай Петрович предвидел. И опасался чего-то худшего, чем взрыва злословия, — настоящей травли его жены и даже посягательств на ее жизнь. В том, что у него были основания для предельной осторожности, — сомневаться не приходится. И хотя князь Вяземский, друг Пушкина, породнившийся впоследствии с Шереметевыми, называл того «пугливым духом», думается, что графу было виднее, как сохранить от напастей свое выстраданное счастье.

Но женитьба Николая Петровича была ожидаемым событием. Слух о ней едва появился, и вот уже раздосадованный родственник Иван Долгорукий, чьи притязания на движимое и недвижимое имущество Шереметева были судом многократно отвергнуты за полной необоснованностью, не упускает случая повсюду рассказывать, как женила графа на себе ловкая крепостная девка.

Что ж! Это была правда, но совсем не в том смысле, на который упирал Долгорукий. Стать единственной, затмить и отодвинуть на задний план всех иных соискательниц, выпестовать не только чувственную любовь к себе, но и уважение редких качеств души и сердца — вот так «женила» на себе графа Параша.