Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Брат мой! Мы ничего не забыли, помним все. И марево прошлого нет-нет да и затянет победное золотое сияние сегодняшнего дня. Мы не забываем пролитую кровь нашего рода, но вся прошлая жизнь канула в пропасть времен и настали другие времена. Мы свидетельствуем величие нашего мужа Чингисхана. У него неслыханно добрая воля и намерения укрепить в мире добро. Он стремится к тому, чтобы никто не творил произвол и беззаконие, чтобы никто никого не порабощал, не обижал несправедливо, не убивал вероломно, чтобы все спорное решалось Верховным судом и общим советом. Быть рядом с ним в такие времена – счастливая доля. Я понимаю, что такие слова о твоем кровном враге бередят твою душевную боль, но правда – выше обиды. Подумай об этом сидя и лежа, в пути и в покое. Мы – простые смертные. Наши ошибки с удачами – родные сестры. И один Бог знает, где истина, сокрытая от наших глаз нашим неведеньем.

Не думай, что сестры забыли о тебе, когда стали хотун-хан. Сегодня не только мы – все шесть татарских родов гордятся твоим именем и верят, что испытания не сломят твой дух. Теперь, когда перед их глазами пример Чингисхана, они поняли всю жалкую бесполезность своих былых склок и жалеют, что не сподобились признать своим хаганом тебя – Тайман-батыра, и потому приняли вековой позор на свои головы. Теперь они грезят о таком, как ты, вожде.

Недавно Тэмучин-хан спросил меня о тебе, и я едва не обмерла от страха, что кто-то донес на меня и указал на нашу с тобой связь. Но оказалось, что он любопытствует по причине иной. Он учится на опыте великих полководцев и хочет учить их опыту своих военачальников. Он сказал: «Ваш брат Тайман-батыр – человек, подобный богам. Такие приходят в наш мир нечасто. Родись он в другом, более удачливом на умных людей роду – и многих войн удалось бы избежать, много смертей предупредить. И я потерял великого полководца, потеряв Тайман-хана». Брат мой! После этих его слов я поверила, что наши мольбы достигают слуха Господа Бога, что ты вернешься к достойной тебя жизни! У монголов решения, принятые Верховным советом, – нерушимы, а сейчас старая вражда с татарами забыта, они стали неотъемлемой частью монгольского войска, а во главе Верховного суда стоит Сиги-Кутук, родом из татар. Это ли не указывает на безграничное великодушие нашего мужа? И приказ об уничтожении всех военачальников татар когда-нибудь станет прахом, поскольку все понимают, что мир лучше вражды.

Брат мой дорогой татар Тайман-батыр! Я, твоя младшая сестра Усуйхан-хотун-хан, отгоняю к тебе жеребца по прозвищу Серый скакун, чтобы ты мог свободно скакать степью и дышать хоть вечерним, хоть ночным настоем воли. Не отдай себя тоске, и твое славное имя выведет тебя на свет. Этот день наступит. Пусть поможет тебе Бог! Я сказала».

Наступило молчание. Где-то в степи тявкнул лис. И тогда угрюмый Тайман-батыр, который все время сидел, зажав в тиски могучих рук постыдно голую голову, глубоко вздохнул, задержал дыхание, словно собирался нырнуть в речную воронку, и, резко выдохнув, спросил:

– Так она и сказала? Ты ничего не напутал?

– Вот моя голова, – поклонился Алгыдай. Потом с трудом поднялся с колен и, чуть подволакивая занемевшую ногу, зашагал в сторону пристяжных.

Он сбросил со спины Серого скакуна рваный чепрак и потертое бедное седло, а из дорожной своей сумы достал другое, оправленное золотыми бляшками и позументом, оседлал коня и, подведя его к своему тойону, вложил поводья во властные руки. Что-то живое высветилось во взгляде Тайман-батыра, когда он гладил Скакуна, когда тот весело заржал, принимая умелую ласку. Через мгновение его новый хозяин кинулся в тордох и вышел оттуда в черных сафьяновых сапогах и гладких портах, в лисьем малахае и просторной чесучовой рубашке. Одним прыжком вскочил он в седло, и конь, подобно ветру, полетел в сторону закатного солнца, багрецом окрасившего легкие перышки облаков.

Там, на холме, стоял каменный истукан.

А второй истукан – едва не окаменевший в изгнании человек – валялся у его изножия, и тяжко стонала оживающая в груди человека душа и по-звериному вопила, не веря в свою живучесть.

Косил огненным глазом конь и всхрапывал, улавливая ноздрями душистые потоки степной жизни. Он мотнул головой. Звякнули золотые бляшки уздечки. Золотые звезды проступили на фиолетовом, как знамя Чингисхана, небе.

Вот и все свидетели рождения молодой души немолодого уже человека – Тайман-батыра.

Когда Чингисхан услышал послание царю народа нуча Алтан-хану, то подумал, что его печень лопнет от ярости – слова этого творения Джэлмэ с Мухулаем показались ему раболепными, а люди, донесшие эти слова до его слуха, жалкими побитыми псами.

– Ответьте мне – что вы за людишки? – в сердцах выкрикнул он. – Какая вам приспела нужда выказывать Алтан-хану этакую покорность, а? Я просил вас об этом, дети верблюдицы и зайца? Вы бросили тень на мое имя! И это теперь, когда мы стали владычить в Великой степи! Я никогда не лизал нучам лица, я, еще не будучи ханом, уводил из-под их плоских носов добычу! Кем же вы меня выставляете?!

Тойоны уставили взоры в землю, словно бы впервые видели ее – они ждали, когда гнев хана достигнет своего пика и перевалит через него. Они знали, о чем идет речь.

… Однажды Тэмучин и Джамуха, еще не окрепшие и безвластные, уговорились угнать горную дичь из-под каменных стен Тайбея – крепости нучей. По всем обычаям дичь становилась добычей тех, на чьи угодья она забрела, и бить ее можно только с соизволения тамошних жителей или делиться с ними добытым. Но Тэмучин с Джамухой оказались не из тех, кто просит. Они схватили бедного землероба и отправили с ним в крепость такое издевательское послание: «Мы, вольные вожди бескрайних степей, великие Джамуха и Тэмучин, извещаем вас о том, что соизволили прибыть на охоту в окрестности Тайбея».

Облава была в самом разгаре, когда примчался всадник из крепости и устно передал послание управителя. Звучало оно так: «Сейчас же убирайтесь восвояси! Если поймаем, будем судить как разбойников и воров! Все, что добыли, немедленно свезите в крепость и сдайте управителю, а потом повинитесь перед ним!»

Юноши продолжили церемонию обмена любезностями, которыми любили щеголять нучи. Они передали с посыльным: «Сперва найдите, потом догоните, потом схватите ветра в поле, а потом и добычу делите!» Посыльный поскакал в крепость, дрожа от ужасающих душу грубостей, кои ему придется произносить перед лицом высокого начальства.