Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Нет, Боорчу-убай, нельзя впадать в панику. Надо напрячь мозги, тогда найдём выход! – жёстко промолвил Сюбетей, решивший вывести этого, ещё недавно почти бесстрастного мужа из его тоскливого уныния.

– Может быть… Попробуй: разве что только ты это и сможешь сделать. Что до меня, то я сто дум передумал – бесполезно… – И Боорчу вновь стал ходить взад-вперёд, как загнанный в клетку зверь.

Сюбетей намерился ещё раз тщательно осмотреть поле грядущего сражения, хотя оно ему уже было хорошо знакомо. Он давно усвоил: битву может выиграть тот, кто лучше противника знает все особенности той местности, где должна произойти битва.

Ему бросилось в глаза, что отряды, вышедшие из крепости, стали многочисленнее. Потом до него дошло: это крестьяне разошлись по земледельческим участкам, по огородам и ещё раз поразился глупости людей – они жили всё тою же прежней жизнью. Все знали, что ещё немного – и нагрянет страшная война, но всё равно каждый копошился на своём наделе над посевами. О чём они думают? Или предпочитают ничего не замечать, ибо им некуда деваться?

Нет, всё не столь просто, если вдуматься. Во-первых, китайцы привыкли безропотно подчиняться любым приказам, даже самым жестоким. Запрещено без разрешения властей менять место жительства, даже в соседнюю долину – вот и сидят весь свой век как на цепи… Во-вторых, без этих своих огородов они бы стали умирать с голоду. У них нет скота и, в отличие от монголов, они не промышляют ни охотой, ни рыбной ловлей.

…Сюбетей, стоя на одной из самых высоких в этих окрестностях вершин, понял: надо начисто менять весь замысел завтрашнего сражения, замысел, уже составленный вплоть до мелочей. Иначе – не справиться с той сложнейшей задачей, которая возникла в его разговоре с Боорчу.

Да, его старший друг носил очень высокий воинский титул: он являлся командующим войск левого крыла. Однако по распоряжению хана ему временно было поручено заниматься созданием и выучкой «чёрного» войска, и потому до поры он оказался в подчинении у Сюбетея.

Но не только поэтому горестное откровение Боорчу запало в душу Сюбетея. Ему самому-то подобные мысли и в голову не могли прийти… До сих пор его занимало лишь одно – как в срок и точно, да и с наименьшими потерями выполнить приказ, и ни разу он не пытался вникнуть в «изнанку» приказа. Ему казалось: этого делать нельзя, ты должен думать лишь об исполнении, а не о причинах и последствиях приказа. Так их всех обучили. А раздумья порождают сомнение, а оно подтачивает силы, это ведомо всем…

Если завтрашнее сражение пойдёт по начертанию ставки, то тумэн Сюбетея на рассвете должен будет взять в кольцо китайские отряды, каждый из которых уже засел в своём стане. Задача Сюбетея – не дать этим частям объединиться, разбить их поодиночке, а затем его мэгэн должен отойти в сторону северных степей. Ворота же крепости снаружи должен запереть своим «чёрным» войском Боорчу. И ясно, чем это кончится. Изнутри всё равно прорвётся китайское войско и раздавит «чёрных». Ратям Боорчу некуда деваться будет, им остаётся тогда лишь одно – стоять до конца, до последнего своего нукера. Покуда и он не будет изрублен.

Боорчу должен одновременно стать и щитом, и мечом.

А в рукопашной, где один другого пронзают копьями и секут мечами, всегда побеждает тот, у кого больше воинов.

А что, если действовать иначе?

Но как? Ведь у пехоты для мощных бросков почти нет возможностей.

А если войско не вести в бой единым плотным строем, как принято, а разбить на многие отдельные отряды в сто-двести человек каждый?

Но… подавит ли за считанные мгновения плотный и могучий конный строй врага сопротивление этих небольших отрядов? Возможно… Китайцы-конники тоже искусны бывают. Известно, плотный строй, где все плечом к плечу, неповоротлив. Значит, разделяем войско на малые отряды, чтоб они, не приближаясь к плотному строю китайцев, забрасывали бы его короткими копьями и тут же отбегали назад. Что будут делать китайцы, держащие наготове свои длиннющие, каждое в две-три маховых сажени, копья? Гнаться не станут – им нельзя рушить свой строй. А наши? Наши как раз и смогут резво отбежать, на них нет тяжёлых доспехов и нет у них тяжёлого оружия. В ближний бой они не вступают: таков будет приказ…

А в это время китайцев будут отвлекать молниеносные атаки нашей конницы и одновременно мы обстреливаем их из луков-ангабылов – такой удар станет для них чувствительным…

Так, да? Вроде бы неплохо получается!

Сюбетей сдвинул шлем на затылок. Приложил ко лбу листок подорожника: тонкий кожаный подклад шлема порвался и натёр лоб…

В воображении Сюбетея рисовались, словно наяву, картины завтрашнего сражения. Чувствуя воинское воодушевление, он ещё раз вместе со своей охраной внимательно оглядывал каждый изгиб и каждую неровность грядущего поля битвы. И в мыслях чётко видел и ясно представлял, куда какой отряд он поставит, в какую сторону будет теснить врага; он уже рассчитал, какими приёмами конница числом всего в несколько сюнов приведёт в смятение многочисленные части войска китайцев, явившись перед ними нежданно, подкравшись незаметно по горной низине…

А Боорчу стоял всё так же, как вкопанный, широко расставив ноги, заложив руки за спину, и неотрывно смотрел на Чаган Хэрэм – Великую Китайскую стену. Бессмысленно глянул на вернувшегося Сюбетея. Но заметил, что лицо его младшего, но начальственного друга переменилось, воодушевилось – и в пустых, мрачных глазах Боорчу вновь вспыхнул огонёк надежды.

– Неужели, сынок, до чего-то доброго додумался?

– А как же! – весело смеясь, ответил Сюбетей. – Пошёл, глянул – и нашёл выход!

– Ну-ка, поведай скорее!

И Сюбетей кратко, но чётко обрисовал только что родившийся у него замысел. Его слова так подействовали на Боорчу, что тот, закалённый воин, не раз попадавший в лапы верной погибели на войне и в самые лютые переделки, но ускользавший и выходивший из них неизменно с победой, всё понял сразу. И подпрыгнул от радости! И, невероятно живо для его крупной и дородной стати, чуть ли не забегал вокруг Сюбетея, потирая бёдра мощными, радостно сжатыми кулаками:

– Вот здорово! Ну, коли так, и мы не подведём, сразимся, мало им не покажется… Мальчик мой дорогой, ну, какой же у тебя острый ум! Я-то столько времени ломал голову, и всё позря, а ты – мясо в котле свариться б не успело, – такой выход успел найти… Что значит – светлая голова! Теперь тебе придётся лишать начальственных должностей таких, как я – с прокисшими бараньими мозгами…

– Зачем на себя напраслину возводишь, убай? – и Сюбетей, смеясь, похлопал Боорчу по могучим плечам. – Ведь это ты сам, первый, а не я, понял, что прежний наш замысел тут не годится, что воевать по-старому тут нельзя – ты же и поставил передо мной задачу отыскать новое решение. А не поделись ты со мной своими тревогами – я и не стал бы ничего придумывать, и послал бы твоих молодцов на гибель вместе с тобой… Это твоя заслуга, брат мой старший!