Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Ну, ладно… – со вздохом облегчения заключил Боорчу. – Чего только не бывало в этих ратных делах, но не припомню, чтоб вот так мучился да колебался. И совсем уж запутался, но тут ты и явился нам во спасение. Вот теперь завтрашнее сражение передо мной – как на ладони!

– Убай, не мне тебя учить, – заметил его младший товарищ, – но прошу: завтра не расходуй силы почем зря. Потери ведь в любом случае будут велики.

– Это-то я понимаю. – Лицо Боорчу вновь стало суровым. – Добро, если сохраню хоть половину своих людей – но другая половина вряд ли уцелеет в такой рубке. Однако половину – точно сберегу.

– Дай-то Бог! – кивнул Сюбетей.

– Но приказ Ставки мы точно выполним, и не сомневайся. А уж всё остальное от нас самих зависит, да ещё от удачи нашей завтрашней…

После этого они наскоро обговорили главное в завтрашнем сражении, условились о том, как будут действовать по ходу битвы…

Утренние барабаны загрохотали задолго до первых лучей солнца. Воины неспешно умылись, надели рубахи и порты из белой чесучи – в них всегда облачались только перед сражениями. В предрассветной мгле замелькали белые пятна этих одежд… Верхнюю же, подкольчужную одежду, как и сами кольчуги, которые из-за их блеска звались «праздничными», разложили на траве: всё было начищено, надраено и смазано. Собрались вокруг костров и тоже неспешно испили крепкого горячего чая и пустой, без мяса, похлёбки: каждый опытный воин знает, что перед боем нельзя впускать в желудок твёрдую пищу. Если оружие врага пронзит тебе живот, а он окажется полон – это верная, да и мучительная к тому же смерть…

Когда небо засинело и проступили очертания деревьев, все надели кольчуги и построились ровными рядами, сев на коней. Тут прибыл вестовой от Боорчу и сообщил, что «чёрные» войска уже заняли назначенные им для сражения места.

И вздрогнула земля от топота копыт! Стремя к стремени, плотными рядами поскакали сюны на врага…

А китайские воины, покинувшие крепость, спали безмятежным сном: их военачальники и предположить не могли, что монголы ударят по ним на рассвете. И прерван был их сон, испепелён пламенем боя. Покуда они пришли в себя да выстроились своими сложными рядами и ощетинились копьями – монгольский налёт уже многих из них отправил к предкам.

На прытких своих конях монголы кружили вокруг строя противника, обрушивая на него град стрел. Но ещё большей опасностью были монгольские арканы: попавшиеся в них испытывали не только лютую боль, но и лютые муки позора – и потому истошно-жутко звучали их вопли, когда их волокли по земле. И потому, из страха быть заарканенными, передние ряды китайского строя стали пятиться и теснить стоящих позади, сбиваться в плотную кучу, как зерно в мешке. Так стоять им казалось надёжней…

И вдруг монголы, сновавшие живым кольцом вокруг войска противника, расступились, словно давая дорогу для отступления в крепость.

Китайцы, в основном уже охваченные паникой, двинулись было в сторону этого единственного, как им казалось, пути к спасению, но потом остановились. Их военначальники-джирджены свирепо кричали:

– Стоять! Стоять! Не двигаться никуда! Это ловушка! Всем оставаться на местах!

И оттого, что эти вопли приказов, слетавшие из уст джирдженов, звучали на ломаном китайском языке, они почему-то ещё сильней устрашали простых воинов-китайцев. Их бегство в южном направлении, к воротам крепости, остановилось… Но с каждым мигом и всё сильней туда тянула, гнала растущая среди них паническая тревога. Им велено было стоять, а противник на юрких быстрых конях налетал на них все более дерзко. К тому же мощные стрелы-атара, пущенные с полсотни шагов, с такой убойной силой вонзались в китайский строй, что нанизывали на себя иногда по два человека. По сравнению с ними даже смертоносные стрелы хойгур, пущенные дальнобойными монгольскими луками, падавшие сверху и потому способные поразить лишь одного, казались меньшим бедствием…

– Стоять! – продолжались вопли военачальников-джирдженов. – Не бойтесь! Они не смогут порушить наши ряды, если будете прочно стоять! Держитесь, сейчас прибудет помощь, и тогда пойдем в бой.

Так главные командиры китайского огромного, но неподвижного отряда, старались подбодрить своих воинов. Но тех словно притягивали к себе зубчатые стены Великой Стены, ибо только за ней они чувствовали себя защищенными от гибели. А град стрел становился всё чаще, стоны и крики раненых и умирающих уже сливались в страшный хор…

После конников двинулась в наступление пехота, уже давно стоявшая наготове с южной стороны… Увидав тех, с кем справиться им было по силам, китайцы воспряли духом, намереваясь выместить на пеших монголах весь пережитый ими страх и обиду. Но те стали наступать вовсе не так, как бывало обычно в таких битвах: они внезапно налетали отдельными отрядами на месте стоящий строй противника, обрушивали на него шквал копий и тут же убегали прочь, на безопасное расстояние. За одним отрядом тут же налетал другой – и это длилось и длилось, как бесконечная буря! И на сей раз китайцы не смогли оказать надлежащее сопротивление, стояли как на заклание… Обезумевшие, несколько раз они порывались отбросить нападавших и помчаться за ними в погоню, но каждый раз их останавливали окрики начальствующих джирдженов:

– Стоять! Не рушить строй!

Нарастал гнев, росла обида, воцарялась паника – но никто ничего изменить не мог. Вдобавок, понимали: даже если и погонятся за монголами – много ли пробежишь, держа в руках копьё длиной в две-три маховых сажени… Потом военачальники всё-таки приказали войску двигаться всё тем же плотным строем к возвышенности, откуда была видна вся крепость, и китайцы увидели, что из ворот крепости выходит длинная вереница отрядов. При виде этой лавины они оживились – шла им поддержка, но тут раздались пронзительные панические крики:

– Ворота! Открылись ворота!

– Открыты?

– Открыты!

И тут – словно оборвалась некая незримая нить, связывавшая их всех в едином строю: все скопом, мешаясь и сшибая друг друга, ринулись в сторону крепости. И никто уже не мог остановить их, в мгновение ока превратившихся в толпу.

Но когда эта взмокшая громадная толпа достигла настежь распахнутых крепостных ворот, выходившие оттуда войска встретили её остриями копий. Как врага, которому надо дать отпор!

Передние в этой огромной толпе слишком поздно поняли, какая гибельная опасность их встречает. Они встали прямо перед остриями копий и попытались податься назад, но бежавшие вслед за ними не видели этой опасности и продолжали напирать сзади. Отчаянные вопли заколотых копьями уже тонули в диком гвалте. В жажде спасения стремясь прорваться сквозь ворота, бегущие почти обезумели: они затаптывали ещё живых упавших людей, они уже карабкались по горам человеческого мяса! И тут ворота захлопнулись, и оставшиеся в живых метнулись прочь от них, как от чумы…