Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Карл XII пустил свою лошадь крупной рысью далее, а Август II с минуту постоял на месте, задумчиво глядя вслед удалявшемуся гостю. Он как будто взвешивал теперь, хорошо или дурно поступил, следуя голосу чести.

В эти минуты, как он стоял на середине шоссе, пролегавшего здесь через лесные заросли, которые оставались от истребленных вокруг Нейдорфа лесов, к нему подскакал верхом сильно взволнованный Флемминг и, не помня себя от гнева, сказал:

— Ваше величество! Если вы полагаете, что Европа будет удивляться вашему великодушию, или если вы думаете, что, не захватив Карла, вы расквитались с общественным мнением за выдачу Паткуля, то смею вас уверить, вы сильно ошибаетесь!

— Молчать! — грозно крикнул Август и, повернув коня, молча поехал один в город.

У ворот дворца «четырех времен года» он слез с лошади и пошел к Ко́зель, которая ждала его еще в большем бешенстве, чем Флемминг.

— Не подходи ко мне! — кричала она, рыдая. — Не подходи! Ты пренебрег моим советом и сделал никогда, никогда не поправимую ошибку! Как, ни потеря двадцати миллионов казны, ни гибель многих тысяч людей, ни смерть твоих офицеров, ни весь твой стыд — словом, ничто, за что ты мог и должен был отомстить, не могло тебя к этому подвинуть! Что, ты не умел этого сделать, не хотел или боялся?.. О, Боже! Всякая слабая женщина не снесла бы этого и не упустила бы такого случая отомстить за свой позор!

— Да, что могла бы сделать всякая женщина, того не может сделать король, — отвечал Август и спокойно опустился на софу, предоставляя Ко́зель изливаться в своем гневе.

Но на следующий день он собрал военный совет, в котором снова выслушал несколько порицаний за то, что выпустил Карла, и снова отмолчался.

Говорили, что обо всем высказанном на этом совете узнал шведский посол в Вене и с презрением сказал:

— Это так и должно было быть: я уверен, что совет на другой день решит то, что следовало сделать накануне.

Август, вероятно, сильно чувствовал свое унижение и всячески старался забыть его: еще шведский король не успел освободить Саксонию от своего присутствия, как Август II предался своему обычному разгулу и начал устраивать самые разнообразные увеселения. Неразлучная с ним графиня Ко́зель сопровождала его всюду.

Вскоре по отъезде Карла XII вслед за балами и маскарадами, которые привлекли в саксонскую столицу множество иностранцев, послов и странствующих рыцарей с целого света, Август устроил великолепную охоту. Ко́зель и здесь была всегда рядом с королем, и общество любовалось статной амазонкой в золотых доспехах на белом коне.

Лорд Петерсбург, присутствовавший на всех этих торжествах, не находил слов, чтобы выразить свое восхищение от этой неувядаемой красавицы. Ловкая наездница, Анна отлично владела и ружьем и так царила на этих охотах, что была истой королевой, а Август казался при ней не более, как ее первым придворным. Все это до такой степени туманило ее во всех других случаях довольно ясный ум, что никакие дружеские предостережения не могли уберечь ее от опасных в ее положении увлечений. И если преданный ей Гакстгаузен или смиренный Заклик иногда позволяли себе сделать ей какой-нибудь легкий намек на непрочность королевского фавора, то она гневалась и нетерпеливо отвечала:

— Все это, может быть, верно для фавориток , но я его жена , и притом король очень хорошо знает, как шутить со мной: я убью и его и себя без рассуждений.

Накутившись вдоволь дома, Август задумал перекочевать в тех же целях на воскресную ярмарку в Липск, где ему всегда очень нравилось, потому что здесь он, толкаясь с трубкой в зубах по всевозможным закоулкам, проводил время с кем попало. В нынешней поездке ему сопутствовала туда и Анна Ко́зель.

Двор останавливался тогда в «Гостинице под яблоком». Король как приехал, так и потонул в удовольствиях: он пил, играл и волочился за наехавшими сюда французскими танцовщицами и актрисами.

Ко́зель не могла совсем удержать его от такой жизни, но наблюдала только, чтобы все это не хлынуло через край и не зашло слишком далеко.

12 мая в Дрездене праздновались именины короля; к этому торжеству собрались немало гостей, и, между прочим, прибыли князь Эбергард Людовик Виртембергский и Гогенцоллерн. Опять шли пиры, чудовищные мертвые попойки и охоты, из которых об одной надо здесь кое-что заметить, так как она имела для Анны нечто роковое.

На давней оседлости лужицких славян, в Нежице, есть старое селение, раскинутое у подножья горы, которую называли когда-то Столбами. Название это дано горе потому, что прихотью природы здесь выдвинуты из недр земли мрачные базальтовые столбы. Не разгадать, откуда и как они здесь стали: точно волшебные руки духов взяли их, принесли сюда и поставили. Века назад на этих скалах построен такой же, как и они, мрачный замок, из которого очень далеко видно во все стороны: на юг — до лесистых вершин Саксонских и Богемских гор, а на запад — до гребня Рудных гор Саксонии. Ближе видны были голые пирамидальные скалы, на которых стояли замки Зонненштейн и Детерзбах. На восток шли сплошные леса и горы Гохвальда, за которыми начинались разбросанные чешские поселки.

Старый Столпянский замок прежде был резиденцией мессенских епископов, которые и позаботились украсить и укрепить его. Он имел вид довольно величественный, но, как выше сказано, и весьма мрачный. Замок был окружен стенами с бойницами и высокими островерхими башнями, в которые нередко ударяла молния.

При замке был и полный дичи зверинец, который нетрудно было поддерживать, так как в окрестных лесах было много зверя.

Однажды при ночной пирушке один из собеседников короля как-то заговорил об этом замке, где Август до сих пор не бывал, и ему тотчас же пришло желание посмотреть завтра эту дикую местность и поохотиться в зверинце.

За решением немедленно последовало и исполнение: рано утром, когда еще роса покрывала траву и деревья, у порога королевской двери уже стояли оседланные кони. Все было готово к отъезду, и Август вышел в сопровождении свиты. Ко́зель, ничего не знавшая об этих сборах, очень удивилась такому неожиданному отъезду и послала Заклика спросить короля, куда ему угодно так рано ехать.

— Скажи твоей графине, — отвечал, садясь на лошадь, Август, — что я еду смотреть Столпянский замок. Если она желает, тоже может ехать, но только пускай меня догоняет: я боюсь жары и ждать не стану, а ее сборы долги.

Этот ответ не понравился и без того уже недовольной графине, и она захотела показать королю, что ей не надо много наряжаться, чтобы быть прелестной. Она велела, чтобы тотчас были готовы ее верховая лошадь и несколько молодых людей, составлявших ее импровизированный конвой. Анна надеялась догнать короля ранее, чем он доедет до Столпянского замка.