Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

— Не равны потьмы, — заговорила тихо Млава. — О-о, как долга бывает иная ночь!

— Что долго, то все-таки невечно.

— Кто знает, кто знает! Это надо смотреть, — пробормотала Млава и, вытянув вперед свою руку, сказала:

— Покажи мне свою ладонь.

Графиню немножко покоробило, и она брезгливо отдернула свою руку.

— Не бойся, красавица, — спокойно сказала Млава, — я твоих белых пальчиков не запачкаю… Покажи ручку, я только посмотрю.

Ко́зель сняла перчатку и протянула руку.

— Гм! — произнесла, взглянув, Млава. — Прелестная ручка, прелестная; вполне стоит того, чтобы ее только королю целовать; а не все, не все в ней подобру…

— Что ты сочиняешь, старуха!

— Нет, нет, не сочиняю, вот черта и вот черточка, маленькая, маленькая… ручки не портит, а жизнь губит… да…

— Ты, старая, лжешь.

— Ага, лгу! Нет, я не лгу. Ничего, ничего, от себя не уйдешь. Длинная, длинная была полоса счастья, другая будет длиннее. Тебя, красавица, ожидает большое и долгое горе. Говорить что ли все?

— Говори! — резко ответила покрасневшая от волнения Анна.

— Тебя ждут тяжелые дни; ждут бессонные ночи. Слушай! Слушай! Слезы, как море… все слезы… Что это!.. С детьми ты будешь бездетна; у тебя есть будто муж, и он не умрет, а ты будешь вдова… К короне близка, а еще ближе к неволе… Будешь освобождена, но откажешься от свободы… Будешь… ой… ой… не хочу, не хочу говорить… о, не спрашивай меня, не спрашивай более…

И некому было и спрашивать: бледная, как мрамор, Ко́зель только могла прошептать:

— Недобрая женщина, чем я провинилась перед тобой, за что ты меня так пугаешь? Я не так зла, как ты, вот возьми себе это.

И Ко́зель подала Млаве золотой, но та отвернулась и сказала:

— Побереги, мне не надо золота.

И Млава, завернувшись в свои лохмотья, заковыляла в сторону.

Из спутников графини никто этого разговора не слышал, и он для всех них остался тайною; они, конечно, могли заметить, что Анна была взволнована и бледна, но не более. Остальной путь был совершен без всяких приключений и в глубоком молчании.

Через полчаса езды показались верхи Столпянских башен, а еще через полчаса, поезд достиг самого подножья горы. Король и его свита были уже внутри замковой ограды, и веселый Август приветствовал фаворитку.

— Ну, вот и не догнала! — шутил он. — А я уже долгонько жду. Где ты это задержалась?

— Да я все ехала и только полчаса потеряла у корчмы.

— Что же ты там делала? Отдыхала?

— Да, но, впрочем, менее отдыхала, чем заговорилась.

— Заговорилась? Моя Анна заговорилась с кем-то у дорожной корчмы! С кем же это?

— С нищей старухой.

— Вот как! Что за старуха и что в ней необыкновенного?

— Много необыкновенного.

— Пожалуй, ведьма, гадалка, пророчица? Ну, что же она тебе наворожила?

Но Анна вместо ответа взглянула на короля, и из глаз ее брызнули слезы.

— Что это значит? — воскликнул удивленный Август, но он напрасно старался узнать, что тревожило его фаворитку и, махнув на это рукой, попытался отвлечь ее внимание.

— Ну, как нравится тебе этот старый епископский замок? — заговорил он беспечно.

— Он мне вовсе не нравится, — отвечала Анна.

— За что так? Нет, ты посмотри на него хорошенько.

— Смотрю и вижу. Отвратительный! Страшный! Ужасный! Не понимаю, что за фантазия была у вас ехать сюда искать развлечений? Здесь, кажется, гораздо удобнее предаваться воспоминаниям о пытках. Ужасно, мрачно!

— Да, но твои глаза, моя прелесть, могут осветить его, — перебил Август и подал Анне руку.

Они обошли весь угрюмый замок вокруг и остановились у порога. Графиня была молчалива, но король очень доволен. Он, быть может, соображал, как ему обратить этот замок в тюрьму, когда станет тесно в Зонненштейне и Кенигштейне. Оставив графиню, которая не хотела идти далее, Август отправился с ключником взглянуть на места заключений.

Осмотрев башни Доната и мрачные камеры, служившие для пыток, он зашел в башню св. Яна, построенную епископом Иоанном VI, потом спустился в застенок, где наказывали монахов, отсюда ключник ввел его в тюрьму и ее темную яму, куда людей опускали по приставной лестнице. Все эти тюрьмы были пусты, но совершенно исправны, и Август осматривал их с большим любопытством. В конце сделанного им обхода он бросил сверху башни общий взгляд на крепостные стены замка и вернулся к графине, которую нашел там же, где ее оставил.

— А ты все еще грустна? — спросил он.

— Да, эта поездка совсем не веселит меня, — отвечала Анна. — Замок производит на меня самое неприятное впечатление. Мне чудится, будто я слышу здесь стоны тех, которые тут, должно быть, так ужасно страдали.

Король улыбнулся.

— Кто здесь страдал, тот, конечно, этого заслужил, — отвечал он. — А кто заслужил наказание, тот и должен его нести. Но что это значит, моя прелестная графиня, откуда приходят вам сегодня в голову такие черные мысли? Впрочем, если замок вам так не нравится, мы отвернемся от него и отправимся в зверинец. Там веселее: я приказал приготовить там стол, и мы хорошенько закусим; а между тем облава нагонит нам зверя, ты отличишься в стрельбе, и мы, как всегда, будем рукоплескать твоей ловкости.

— Хорошо, — отвечала рассеянно Анна.

В зверинце уже все было готово, как приказал король На ближайшей у входа поляне был раскинут великолепный турецкий шатер, напоминавший королю венский поход; стол был богато сервирован, и графиня Анна заняла за ним свое первое место.

День был жаркий; солнце стояло высоко и горячо пекло; в воздухе было душно и пахло грозою. Веселье не клеилось, а Август не любил около себя молчания и поэтому сам был не в духе и старался поскорее окончить закуску. Столы были убраны, и ловчие подали ружья, с которыми вся компания отправилась в глубину зверинца.

Хмурое настроение кое-как рассеялось, и под вечер общество, застрелив несколько серн и кабанов, тронулось в обратный путь. Но едва они обогнули замок, как увидели, что навстречу им по небу надвигается темная туча. Ехать навстречу ей было бы безрассудно, тем более что гром уже погромыхивал и вскоре упало несколько капель дождя. А потому решено было возвратиться в замок и переждать бурю. Так и сделали; но пока успели вернуться, туча разразилась и проливной дождь хлынул потоком.

Свита короля разместилась, где попало, а сам Август и его подруга вошли в одну из камор, где были стол и простые деревянные лавки. Лучшего помещения не было, и это производило дурное впечатление на расстроенную всем сегодняшним днем Анну.

— Здесь ужасно, — говорила она.

— Да, но что же делать, я не мог этого предвидеть, и другого помещения нет, — отвечал Август.

Анна покорилась необходимости, но вся дрожала. Тьма надвигалась все гуще и гуще, дождь лил и гулко стучал в свинцовые переплеты оконных рам, молнии реяли в самых разнообразных направлениях и, казалось, старались проникнуть под своды. И вот яркий зигзаг сверкнул над башней Доната, и все старое здание вздрогнуло до основания. Испуганная Ко́зель вскрикнула, но король ее успокоил: удар не причинил никакого вреда, башня не загорелась, и пошел сильный дождь.