Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Когда темная ночь спустилась на окрестности, Заклик отвязал тихонько свою лодку, впрыгнул в нее, оттолкнул ее от берега и поплыл вниз по течению, к Дрездену. В ту пору по Эльбе почти не было никакого движения, и надо было хорошо знать реку, чтобы не попасть на бесчисленные мели и каменья. Но Заклик их не боялся: ему они были неопасны, потому что в то время, когда он, еще ничем не занятый, бродил по окрестностям Дрездена, он часто плавал по Эльбе и знал ее, как свои пять пальцев. Поэтому его нимало не пугала темная ночь, и он благополучно спустился к Дрездену. Сначала он увидел огоньки в домах раскинутых по берегам реки предместий, а потом перед ним засветило зарево, стоявшее над ярко иллюминованным замком.

В городе у Заклика, конечно, было много знакомых, но не ко всякому из них он мог теперь прийти, и потому голова его была занята соображениями: где бы ему приютиться и кому довериться?

Из числа людей, с которыми он был более или менее близок, были два еврея, один Леман Берендт, другой Иона Мейер; к ним часто обращались по устройству займов, в которых беспрестанно нуждался роскошный и нерасчетливый двор Августа.

Мейер был еврей европейского пошиба, он был родом из Гамбурга и приехал в Дрезден в 1700 году, в самом начале царствования Августа, и, поселясь в Дрездене, завел здесь первую меняльную лавку и банк. Нуждавшийся в его услугах король дал ему дом, который прежде назывался «старой почтой», а потом стал известен под названием «еврейского дома». Этот Мейер, разбогатев, выстроил дворец, развел при нем сад, а в первом этаже самого дома устроил несколько роскошных зал, в которых нередко задавал своим клиентам не менее роскошные балы и маскарады.

Товарищ его Леман Берендт был совсем другим: он родился в Польше, был блюстителем отчей веры и хранил в себе типические черты, свойственные старожитным надвислянским евреям; он был скромен, расчетлив, тих, обстоятелен и умен. Ко́зель имела с ним дела, и Заклику казалось, что он мог рассчитывать на некоторое доброжелательство этого человека. Он к нему и решился обратиться, если не рассчитывая на его прямое содействие, то, по крайней мере, надеясь получить от него добрый совет.

Оставив лодку у хибары одного знакомого венда, которые в то время еще не исчезли в Дрездене, посол Анны Ко́зель завернулся в плащ и, надвинув шляпу, начал пробираться по улицам города к дому, где жил Леман. Час был уже довольно поздний, но по движению на улицах легко было догадаться, что в замке происходило большое пиршество. Издали блестевшая над садом Гесперид в Звингре иллюминация убеждала в этом еще более: король давал маскарад для своей Денгоф. Маскарад был при факелах, и толпы народа стремились туда густыми потоками.

Пробираясь в тени под стенами, Заклик, никем не узнанный, благополучно достиг знакомыми переулками дома на Пирнейской улице и постучал в двери небольшой квартирки в задней части здания. Ему отворила старая кухарка и, впустив посетителя, кликнула Лемана, который, не увлекаясь любопытством, возбуждаемым королевским пиром, сидел один у себя дома, читая Библию или сводя свои счеты. Выйдя по зову кухарки в сени и узнав неожиданного гостя, он удивился, но ничем не выразил удивления и провел Заклика в кабинет.

Леман был очень красивый пожилой мужчина с проседью в волосах, но с замечательно свежим лицом семитского типа. Черные глаза его смотрели спокойно и рассудительно, но в них были свой внутренний огонь и приятное выражение.

Заметив, что Заклик оглядывается с некоторой особенной осторожностью, он сжал его руку и сказал по-польски:

— Здесь, пан Заклик, вы в безопасности.

— Я так и надеялся, — отвечал Заклик.

— Да, если нужно, то у меня вас никто не увидит.

— Ах, это мне очень нужно, господин Леман.

— Ну и прекрасно, вот кресло, садитесь и рассказывайте, что у вас делается и чем я могу служить.

— У нас все плохо, пан Леман, — отвечал Заклик. — Сначала графиню выгнали из дворца, потом из наемного дома, потом выгнали совсем из Дрездена, а теперь уже идет дело о том, чтобы выгнать нас и из Пильницы, да еще, Бог знает, удовольствуются ли и этим…

— Так, так, — проговорил раздумчиво еврей.

— Да, несчастную графиню преследуют немилосердно.

— Так, так, когда же преследования бывают милосердны?

— Это правда, господин Леман, но утешения в этом мало.

— Немного, пан Заклик, немного.

— Ее надо спасти, пан Леман.

— Гм!

— Я за этим сюда и приехал, пан Леман.

— Так, так, — процедил Леман, поправляя на голове свою черную ермолку, — спасти, да… однако, и себя, конечно, не губить.

— Да, если можно это так уладить… — отозвался Заклик.

— Уладить!.. Так, так, уладить… да!

— Графине остается одно: бежать!

— Так, да, бежать! А куда бежать, пан Заклик? Что? Бежать за море! Тут все цари и короли по-соседски беглых друг другу выдадут.

— Э, пан Леман, да за нами теперь вряд ли отсюда и погонятся!

Леман покачал головой.

— Вот где затруднение, — продолжал верный слуга, — графине нельзя бежать с пустыми руками, она должна спасти от расхищения свое добро.

Банкир потихоньку утвердительно кивнул головою.

— Но опасно взять все с собою!.. Что, если мы попадемся в руки наших врагов?

— Ай, что это будет! — воскликнул, схватившись за голову, еврей.

— Подумайте о нас, пан Леман!

— Ах, что тут думать, что тут думать, сколько ни думай, ничего, пан Заклик, не выдумаешь.

— Однако…

— Поверьте, ничего нельзя выдумать; я люблю графиню и рад бы помочь ей, да ведь… ничего нельзя, ничего нельзя… Не погубить же мне себя и семью свою… И все будет напрасно, все напрасно!

— Ничего не надо губить, пан Леман…

— Да?

Еврей поднял на него глаза и смотрел, ожидая окончания мысли.

— Мы не просим от вас никакого риска…

— Так, так, это вы хорошо говорите, пан Заклик. Чем же я могу служить вашей доброй графине?

— Одной вашей честностью.

— Честностью? Я вас не выдам, пан Заклик, не выдам, и тайны вашей не выдам!

— А если я привезу и сдам на ваши руки драгоценности графини?

— Все, что вы вверите мне, я сберегу и пришлю вам туда, куда вы мне укажете.

— Это все, что нам от вас нужно! Ну, так и дело кончено! Давайте вашу руку, пан Леман!

— Вот вам моя рука! А теперь дайте-ка мне достать вот тут в шкафу бутылку вина, да разопьем ее за добрый успех вашей затеи. Стакан вина вам с дороги теперь, я думаю, не помешает?

Леман достал из шкафа бутылку, налил в стаканы, и оба собеседника чокнулись и снова сели.

— Ну, теперь скажите мне, что же здесь нового? — спросил Заклик.

— У нас здесь что было, то и есть, здесь всегда одни порядки, — отвечал осторожно Леман.

— Ну, однако же, говорят, король влюблен?

— Влюблен? — как бы удивился Леман. — В кого влюблен?