Элли Мидвуд - Австриец

— Рейхсфюрер, мне кажется, что бригадефюрер пытается дать вам понять, что он слишком хорош, чтобы марать руки с нашим гестапо. — Гейдрих слегка сощурил на меня свои голубые глаза-льдинки с нехорошим в них блеском. — Я прав, бригадефюрер? Что такое, боитесь крови на руках? Или вы не одобряете нашу позицию в отношении врагов государства в нашем гестапо?

Я молча на него смотрел, не найдя, что ответить. Он ухмыльнулся ещё шире и решил бросить последний удар.

— А может, вы сочувствуете евреям?

— Звучит немного лицемерно, от одного-то из них, — процедил со злостью я, не сдержавшись.

Гейдрих побледнел от гнева и вскочил на ноги, явно с намерением перевести нашу непрекращающуюся вражду на физический уровень, но рейхсфюрер немедленно вмешался, рявкнув на него:

— Рейнхард! Ну-ка сядьте!

— Но, рейхсфюрер, разве вы не слышали, что он сказал?!

— Слышал, и вы его спровоцировали.

Всё ещё в бешенстве Гейдрих плюхнулся обратно в моё кресло и с вызовом скрестил руки на груди, отвернувшись в сторону.

— Я даже выразить не могу, как мне осточертело то, что вы постоянно готовы вгрызться друг другу в глотку, — рейхсфюрер продолжил нас отчитывать. — Вы оба — высокопоставленные официальные лица, ради всего святого, а ведёте себя как два уличных хулигана! Я больше слышать не желаю ваших споров и оскорблений. Отныне я требую, чтобы вы вели себя соответственно вашему возрасту и должности, так что проявите профессионализм хоть раз, извинитесь друг перед другом, пожмите руки и покончим с этим, раз и навсегда!

Гейдрих и я обменялись испепеляющими взглядами, но не сдвинулись с места.

— Это приказ, а не просьба! — Гиммлер повысил голос, явно не в настроении шутить.

К моему удивлению Гейдрих первым протянул руку. Я приблизился к нему, уже чуя неладное.

— Примите мои извинения, бригадефюрер, — начал он громко, чтобы рейхсфюрер услышал его слова, а затем стиснул мою руку так крепко, как только мог и добавил едва слышно, — за то, что я сказал вслух, что у вас духу не хватило сказать.

— Благодарю вас, группенфюрер. Примите и вы мои извинения за то, что я назвал вас евреем, — ответил я в той же манере, и также добавил почти шёпотом, — и лишний раз вам об этом напомнил. Вам и так должно быть тошно каждый день в зеркало смотреть. Я слышал, что вы однажды даже выстрелили в собственное отражение.

Он резко выдернул руку из моей, и мы оба одновременно потянулись за носовыми платками, чтобы вытереть руки. Я услышал, как Гиммлер обречённо вздохнул за моей спиной.

— Рейхсфюрер, я ошибался по поводу бригадефюрера Кальтенбруннера, — сказал Гейдрих, глядя мне прямо в глаза. — Из него выйдет прекрасный шеф разведки, и внешней, и внутренней. Назначьте его главой австрийского гестапо. И так как бригадефюрер жалуется на недостаток опыта, заставьте его наблюдать за работой наших агентов, пока он не выучит всё до малейшей детали. И не только на бумаге; я хочу, чтобы он присутствовал при допросах и потом мне лично о них докладывал. Я хочу получать эти доклады еженедельно, по телефону, во всех деталях. А лучше, поручите ему участвовать в особо серьёзных случаях.

— Рейнхард, это уже совсем необязательно.

— Напротив, рейхсфюрер! Мы же не можем назначить начальником отдела того, кто понятия не имеет о том, как этот отдел функционирует. А как вы знаете, лучший способ научить кого-то плавать это бросить их в середину озера. Я всего лишь делаю бригадефюреру одолжение, — закончил он с фальшивой улыбкой.

На следующий день, как только Отто переступил порог моего офиса, я в деталях поведал ему о событиях предыдущего дня.

— Он сказал, что делает тебе одолжение? — Отто приподнял бровь.

Он сидел в кресле для посетителей в моём офисе, в то время как я мерил шагами ковёр, выкуривая третью сигарету подряд.

— Да! И самое «замечательное» во всём этом то, что я теперь полдня должен проводить в здании напротив, в новой штаб-квартире гестапо, лично инспектируя каждый чёртов угол и каждый чёртов инструмент!

— Инструмент? — Отто состроил лицо, которое в любом другом случае заставило бы меня рассмеяться, но благодаря группенфюреру Гейдриху я был совсем даже не в лучшем расположении духа.

— Не хочу говорить об этом без алкоголя.

— Не волнуйся, я не хочу слышать об этом без алкоголя! — Рассмеялся он. — Тебе и вправду надо ходить по их… Камерам, или как там они называются?

— Допросные комнаты. Да, мне пришлось все до одной проинспектировать, а потом, в дополнение к моему «счастью,» этот психопат Гейдрих сегодня решил устроить мне экзамен по каждому инструменту и его назначению!

— Да он за тебя серьёзно взялся!

— Это ещё мягко сказано, — проворчал я, снова затягиваясь.

— Что ж, мне тебя искренне жаль.

— Будешь меня жалеть, когда сюда первых арестованных начнут приводить, потому что Гейдрих хочет, чтобы я ещё и в допросах принимал активное участие.

Отто присвистнул и вдруг расхохотался.

— Да чем ты ему таким насолил, что он так на тебя набросился? С женой его, что ли, переспал?

Его привычный юмор наконец заставил и меня усмехнуться.

— Пока нет, но я очень сильно начинаю склоняться к данной идее. Этот выродок это заслужил!

— Так когда они начнут людей приводить?

— Они только закончили всё организовывать. В течение нескольких дней, я думаю, судя по тому, с каким рвением агенты, которых Гейдрих прислал из Берлина чтобы научить наших местных, взялись за дело. У меня уже весь стол завален докладами о подозреваемых в марксистской пропаганде, коммунистах и других «антиправительственных элементах,» как они их называют.

— Евреев тоже?

— Я даже начинать не хочу на эту тему, если уж начистоту. У меня их тысячи, задокументированных я имею в виду, религиозных, кого Гиммлер хочет выслать из страны в первую очередь. Ну я позвонил ему и спросил, что мне с ними делать? Он говорит, избавьтесь от них. Я спрашиваю, каким образом? Он отвечает, мне всё равно, куда вы их вышлете, главное, чтобы за территорию рейха. Я говорю, а что если они не захотят уезжать? На что он ответил, тех, что откажутся покинуть страну по доброй воле — шлите их всех в работные лагеря. А я говорю, нет у нас в Австрии почти никаких лагерей, а какие есть, те слишком малы и никак не вместят стольких людей. Он говорит, ну что ж, тогда построим им новый лагерь. Я спрашиваю, какой лагерь? Он говорит, большой лагерь, где они будут жить и работать, если уж они так сильно любят свою страну. У вас там много гранитных разработок, вот вокруг них-то мы и построим лагерь и отправим туда всех евреев. Отто, я рад, что мне хотя бы этим заниматься не придётся, потому как у них там свой отдел этим руководит, но как главе гестапо мне всё равно нужно будет следить за депортацией. А я всего-то навсего попросил должность начальника внешней разведки. Не хочу я этим всем заниматься!