Элли Мидвуд - Австриец

Далее следует подпись, дата и печать». [1] Кстати, это перевод настоящего аффидавита, данного Хеттлем в защиту своего бывшего шефа. Оригинал на английском языке можно найти на сайте http://avalon.law.yale.edu/subject_menus/imt.asp (там также есть полная транскрипция всего слушания дела Кальтенбруннера) — прим. автора . .

Доктор Кауффманн закрыл файл с документом и перевёл взгляд на председателя трибунала. Я поймал себя на мысли, что я улыбался, выражая таким образом мою благодарность моему соотечественнику, у которого хватило совести и достоинства дать показания в мою защиту, пусть его слова в конечном счёте ничего и не изменят. Крохотная капля человеческой доброты в океане ненависти, направленной против меня всем миром, тронула меня до глубины души. Может, они откроют всё же глаза и хотя бы попробуют понять, что судят обычного человека, а не бездушного монстра, каким они хотели меня считать.

Я много ошибок совершил в жизни. Я выбрал не тот путь, и вверился не тем лидерам. Я много в чем был виновен, но, Бог мой свидетель, ни в чем вышеозначенном я виновен не был. Однако, Хеттль говорил правду, которую никто не хотел слышать. Полковник Эймен заёрзал на стуле, хмурясь. Председатель глянул на меня и тут же отвернулся, как будто сам мой вид был для него оскорбителен. Я поднял глаза к потолку и снова улыбнулся. Это всё уже не имело ровным счётом никакого значения, когда я знал, что она всё ещё верила мне и любила меня. А её мнение для меня с лёгкостью перевешивало мнение всего мира.

Весь мир купался в летнем солнце, в то время как я вынужден был сидеть взаперти в этом чертовом подземелье, погребённый под кучей документации, щедро подбрасываемой на мой стол Сейсс-Инквартом и моими новыми подчинёнными из австрийского гестапо. Списки с людьми, направляемыми на вынужденное переселение, то есть евреями, продолжали прибывать с ошеломительной скоростью день за днём. Едва успев разделаться с третью из них, я невольно задумался, а было ли у нас в стране столько евреев. Тысячи были внесены в списки, однако, после того, как большинство религиозных евреев было выслано в первые две недели после Аншлюса, всё становилось всё более и более запутанным.

Я перебрал досье с так называемыми смешанными браками. Если политика рейха относительно религиозных евреев была более чем ясна, что делать с этими смешанными семьями, рейхсфюрер чётко говорить отказывался.

— Допустим, у меня в списке есть муж-еврей, женатый на австрийке арийской крови. — Я вспомнил один из наших первых разговоров на тему. — У них четверо детей, которые считаются mischlinge второй степени, согласно Нюрнбергским расовым законам.

— Так. — Гиммлер на другом конце провода прочистил горло. — И в чем заключается ваш вопрос?

— Мой вопрос заключается в том, что мне делать с мужем? Да и с женой тоже? Должна ли она предстать пред судом за Rassenschande? Попадает ли муж в категорию тех, кто подлежит переселению? У меня сотни таких досье из гестапо только по одной Вене и её округу. Как вы хотите, чтобы я решал подобные вопросы? Как вы их решаете, скажем, в Берлине?

— Что ж… Это довольно сложная тема, бригадефюрер, — медленно начал он. — Мы столкнулись с подобной проблемой не так давно, когда послали несколько евреев в трудовые лагеря, а их жёны организовали массовый протест под окнами нашего офиса. Народу рейха особого дела нет до их еврейских соседей, пока все вопросы в их отношении решаются гуманно, если вы понимаете о чем я. Вот мы им и рассказываем красивую сказку о том, как всех евреев мы переселяем в специально отведённые для этого районы, маленькие поселения, так сказать, со всей необходимой инфраструктурой. Доктор Гёббельс даже снял довольно занятный фильм, чтобы удовлетворить их любопытство. Естественно, меньше всего мы хотим развести панику и дать им повод подозревать нас в каких бы то ни было недобрых намерениях. А потому, вот вам мой совет: решайте подобные вопросы как вам кажется будет лучше, только не поднимайте никакого шума. Нам не нужны негативные заголовки в иностранной прессе.

— Я всё понял, рейхсфюрер.

— Вот и прекрасно. Хорошего вам дня, бригадефюрер. Heil Hitler!

— Heil Hitler, рейхсфюрер.

«Просто отлично, рейхсфюрер, давайте сбросим всю ответственность на Кальтенбруннера, а сами умоем ручки, как мы уже много раз до этого делали, — думал я, перекладывая доклады из одной стопки в другую. — Ну что ж. Хотите, чтобы я сам всё решал, так я и сделаю».

Я поднял трубку, соединявшую меня непосредственно с моим адъютантом в приёмной, и велел ему зайти ко мне в кабинет.

— Напечатаешь следующий приказ для гестапо, — сказал я, записывая для него основные пункты, чтобы он ничего не упустил. — Никаких административных мер против подобных смешанных семей не предпринимать. Пусть задокументируют их и отошлют копии в главный офис в Берлин, в отдел группенфюрера Мюллера, чтобы все они были учтены. Супруги неарийского происхождения будут отныне приравнены к остальным гражданам с ограниченными правами и при приёме на работу должны будут следовать правилам для неарийцев. В категорию лиц, подлежащих немедленному переселению, они не входят. Супруги арийского происхождения не подлежат уголовной ответственности за совершение преступления против чистоты расы при условии, что брак был заключён до Аншлюса Австрии.

— Не до принятия Нюрнбергских законов? — мой адъютант на секунду перестал писать и поднял на меня глаза.

— Нюрнбергские законы были приняты для немцев, а не австрийцев. Мы приняли их, только когда Австрия вошла в состав рейха, то есть три месяца назад, а не в тридцать пятом. Всё ясно? — объяснил я, не скрывая раздражения.

— Так точно. — Он щелкнул каблуками. — Супругам неарийского происхождения надлежит носить звезду Давида, как и остальным евреям?

— Да что вы меня все спрашиваете о том, о чем я понятия не имею?! — Я потёр глаза обеими руками и снова посмотрел на моего покрасневшего адъютанта, неловко переступившего с ноги на ногу. — Не знаю я. Позвони в приёмную Мюллера и спроси, как они делают в Берлине, скажешь потом нашим, чтобы делали так же. И вообще, оставь меня в покое со своими евреями! Пошёл!

— Слушаюсь, бригадефюрер. — Он салютовал мне и собрался было уже уходить, как снова обернулся в дверях. — Простите, герр бригадефюрер, чуть не забыл. Не хотелось бы вас с этим беспокоить, но тут одна еврейка приходит уже который день и просит вас её принять. Я ей уже сто раз сказал, чтобы шла в иммиграционный отдел, но она настаивает, что хочет говорить только с вами. Говорит, она вас знает.

Я поднял голову от бумаг и взглянул на своего подчинённого.

— Говорит, что знает меня? — переспросил я, не до конца уверенный, что правильно его понял. Уж чего-чего, но никаких евреек, которые могли утверждать, что лично со мной знакомы, я припомнить не мог. Или я так напился, что подцепил её в одном из баров, а она теперь меня шантажировать решила? Черт.