Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Вы выбрали неудачное место, граф, — заметил регент — Вам бы отправиться в Лондон — в Париже, как вы увидите, легче тратить деньги, чем наживать их.

— Если сведения, которые у меня имеются, правильны, монсеньор, на улице Кенкампуа наживают теперь огромные деньги.

— Так рассказывают. Везёт вам в игре, граф?

— Вовсе нет, монсеньор. Вообще фортуна не благоприятствует мне. Но я также не способен сопротивляться чарам красоты или пропускать мимо рта наполненный до краёв кубок, как и воздерживаться от игры в карты и кости. Я надеюсь, что господин Лоу, этот чудодей в области финансов, снабдит меня деньгами, но играть я должен. Игра — моя главная страсть, против которой, я чувствую, бесполезно было бы бороться.

— Во всяком случае, вы не святоша. Вы должны отужинать со мной сегодня вечером, хотя не могу обещать вам, будут ли там играть в бириби или ландскнехт.

— Да этого и не нужно, монсеньор. Быть вашим гостем — такая честь, которой я всегда буду гордиться. Я слышал самые удивительные рассказы об ужинах Вашего Высочества от моего собрата, капитана Миля.

— Я не помню, чтобы капитан Миль когда-либо ужинал со мной, — заметил регент.

— Странно! Мне он передавал, что был частым гостем Вашего Высочества.

— Ваш друг обманывал вас, граф.

— Я поражён. Впрочем, дело можно разъяснить сейчас же, с разрешения Вашего Высочества: Миль находится там, в передней.

— Пусть он непременно придёт сюда, — сказал регент. — Мне хотелось бы увидеть своего неизвестного гостя.

Горн поклонился и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся в сопровождении высокого красивого молодого человека, одетого очень богато и изящно. Не обнаруживая ни малейшего смущения, Миль двинулся вперёд и сделал низкий поклон регенту, который сразу узнал его, но, поражённый дерзостью, не удостоил внимания его приветствия.

— Я освобождаю вас от всякого обвинения в этом неприличном происшествии, граф, — строго сказал регент Горну. — Вы, должно быть, не знаете, кого привели? Это не Миль, а Рауль Лаборд. Он не солгал, сказав, что ужинал со мной, но он должен бы прибавить, что его прогнали из Пале-Рояля за проделки. Я ещё подумаю, как мне наказать его за такое недозволенное вторжение.

— Перед тем как удалить меня, молю Ваше Высочество выслушать моё объяснение, — сказал Миль. — Покинув Париж, после того как имел несчастие навлечь на себя неудовольствие Вашего Высочества, я направился в Брюгге [82] Брюгге — главный город бельгийской провинции Западная Фландрия. , где у меня жил дядя по матери, Лоран Миль. У него я сразу почувствовал себя как дома. Это был болезненный холостяк, он умер через два месяца, назначив меня своим наследником, с тем условием, чтобы я принял его фамилию. Так я и сделал: взгляните на мои бумаги. В настоящее время я — кавалерийский капитан австрийской службы.

— Могу подтвердить это заявление, монсеньор, — сказал Горн. — Миль состоит капитаном того же кавалерийского полка, что и я. Но я не знал первой части его рассказа — считал его сыном старого Лорана Миля, имущество которого он наследовал.

Легко понять, что это объяснение произвело на регента предполагаемое действие: прощение провинившегося было обеспечено.

— Я поступил неправильно, явившись к Вашему Высочеству без позволения, — сказал Миль. — Но я полагал, что вы, по своей доброте, которую я испытал столько раз, простите меня.

— Объяснение, представленное вами, гораздо более удовлетворительно, чем я ожидал, — промолвил регент. — Мне очень приятно слышать, что вы отличились, капитан Миль, — так, кажется, я должен теперь звать вас? Снимаю с вас запрещение являться в Пале-Рояль, и отныне вам разрешается бывать на моих утренних приёмах.

Миль низко поклонился и ушёл с Горном. Когда они вышли, граф Носе подошёл к регенту и тихим голосом сказал:

— Монсеньор, вы знаете, что я физиономист. Я внимательно следил за лицом Горна во время свидания с Вашим Высочеством. Это плохое лицо, очень плохое. Я убеждён, что он способен на преступление. Мне даже кажется, что он умрёт не своей смертью.

— Ба! — воскликнул регент недоверчиво. — Если бы вы сказали мне это о Миле, я мог бы поверить, но Горн... Нет!

— Это написано у него на лице, монсеньор. И если только я не заблуждаюсь, Миль разделит его участь.

Первая кофейня в Париже была открыта одним армянином по имени Паскаль, лет за сорок до описываемого времени. Учреждение это пришлось очень по вкусу парижанам: теперь их там было уже более трёхсот. Одним из лучших заведений была кофейня Прокопа, известная в наши дни под именем кофейни Зонни, находящейся на улице Сен-Жермен де-Пре, как раз против старой Комедии. В кофейне Прокопа, кроме самого лучшего кофе в Париже, можно было найти многочисленные увеселения. В задней зале разрешалась игра, а в отдельных кабинетах можно было получать прекрасные ужины, в которых принимали участие очаровательные актрисы Комедии и прелестные певицы Оперы. Немудрено, что кофейня Прокопа посещалась поэтами, актёрами, художниками, дельцами, учёными, студентами и весельчаками.

Покинув Пале-Рояль, Горн и Миль поехали к Прокопу, где ожидали встретить своего друга, шевалье Этампа. Войдя в главную залу — просторное помещение, украшенное богатой позолотой и зеркалами, — они заметили Этампа, сидевшего за столом и попивавшего кофе с незнакомцем, наружность и обращение которого не располагали в его пользу.

Шевалье Этамп был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трёх, довольно приятный на вид и хорошо одетый. Человек, сидевший с ним, был средних лет, низкий, толстый, с чрезвычайно приплюснутым носом на грубом лице. Хотя его костюм был богат, он имел решительно мещанскую наружность и манеры.

Горн и Миль удивились близости их друга с этим незнакомцем, но удивление их рассеялось, когда он был представлен им Этампом как Никомед Коссар, директор Западной Компании. Они поняли, почему Этамп оказывал ему такое внимание, и, в свою очередь, стали заискивать его расположения. Став директором большого товарищества, Коссар сильно поднялся в своём собственном мнении и придавал себе очень важный вид. Судя по его словам, он был правою рукой Лоу — главный директор ничего-де не делал без совета с ним. И здесь, когда Горн заговорил о намерении Лоу выкупить паи Компании с премией в 40 %, он сейчас же воскликнул:

— Это была моя мысль! Я передал её главному директору, который сразу понял, что это будет ловким политическим приёмом, и принял её. Мы разорим братьев Пари. Но это только начало системы. У меня здесь имеются другие планы, — прибавил он, хлопая себя по лбу! — И когда они осуществятся, мир будет поражён.