Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Может быть, вы будете столь любезны, господин директор, иногда надоумливать меня? — сказал граф Горн. — Я приехал в Париж в надежде заработать немного денег.

— Господин Коссар дал уже мне несколько ценных советов, которыми я надеюсь воспользоваться, — заметил шевалье Этамп.

— Я думаю, господин Коссар окажет и мне такую же любезность, — заметил Миль. — Немного слов, сказанных им, дадут мне возможность приобрести состояние.

— Мне доставит большое удовольствие оказать вам услугу, господа, — ответил Коссар. — Но если я вам дам указания, вы должны следовать им, не требуя объяснений. Позвольте мне спросить вас, имеете ли вы сколько-нибудь паёв Западной Компании?

— У меня их двадцать. И я собираюсь завтра продать их, чтоб получить премию, обещанную господином Лоу, — ответил Горн.

— Вы совершите ошибку, — выразительно сказал Коссар. — Держите их. Если можете, купите ещё.

— Но премия?

— Не думайте о ней, — сказал Коссар. — Если вы решились продать, я куплю паи по нарицательной цене. Но советую вам подержать их.

— Я не продам ни одного, — сказал со смехом Миль.

— И я также, — прибавил Этамп.

— Напротив, покупайте, покупайте! — вскричал Коссар. — Я думаю, что могу достать вам несколько у Лаборда, но вы заплатите за них вдвойне. И всё-таки они стоят этого. Я не продам ни за какую цену.

— Скажите, пожалуйста, кто такой этот Лаборд? — спросил Миль.

— Как же! Он мой товарищ, директор! — воскликнул Коссар. — Очень умный человек и пользуется большим доверием мистера Лоу, вполне заслуженно, могу сказать. Мы с Лабордом первые советники главного директора.

— А богат Лаборд? — спросил Миль.

— Он почти уже богат. Через несколько месяцев станет миллионером. Бедный Лаборд! Он испытал удивительные превратности судьбы. Несколько лет тому назад он был очень состоятелен, но почти был разорён своим сыном-повесой, долги которого он уплачивал. Затем окончательно пустила его по миру Судебная Палата. К счастью, когда он находился в самых трудных обстоятельствах, он нашёл друга в мистере Лоу, который дал ему место в банке — с того времени до настоящего дня положение его всё улучшается.

— Сын поможет ему тратить деньги, — заметил Этамп.

— Нет, этого не будет, он избавился от этого негодяя! — возразил Коссар. — Рауль Лаборд не посмеет показать носа в Париже. Но я должен сказать вам, господа, что собираюсь жениться на дочери Лаборда.

— Чёрт возьми! — воскликнул Миль. — Разве возможно, чтобы Коломба согласилась выйти за вас замуж?

— Вполне возможно, даже более того: это факт, — промолвил Коссар, несколько оскорбившись. — Вследствие нездоровья Коломбы Лаборд свадьба была отложена, но она состоится скоро. Позвольте мне заметить, капитан де Миль, что мне неприятно слышать, когда мою нареченную невесту называют как-нибудь иначе, чем мадемуазель Лаборд. Не думаю, чтобы между вами и ею существовали такие близкие отношения, которые давали бы вам право так свободно называть её. Вы разве знакомы с мадемуазель Лаборд и её отцом?

— Я прежде их знал, — ответил Миль. — Я был большим другом Рауля Лаборда, его закадычным другом.

— Это едва ли послужит вам в пользу в глазах отца и дочери, — заметил Коссар.

— Говорила ли вам когда-нибудь Коломба... то есть мадемуазель Лаборд... о Рауле? — осведомился Миль.

— Она никогда не упоминает его имени. Но я знаю об её чувствах от отца. Она не желает снова видеть своего брата. Но вот и сам Лаборд. Если хотите выслушать его мнение о Рауле, можете легко узнать это.

— Отец? — мысленно произнёс Миль. — Чёрт бы его побрал! Какая нелёгкая принесла его сюда в такую минуту!

Положение было опасно и смутило бы всякого, не обладающего крепки ми нервами; но самоуверенность не покидала Миля. Когда старик Лаборд подошёл к столу, за которым сидел Коссар, последний встал и обменялся с ним несколькими словами, очевидно делового содержания. В это время взор старика Лаборда упал на Миля, который попивал свой кофе и болтал с прочими с самым равнодушным видом. Вдруг, прекратив разговор, Лаборд воскликнул изменившимся голосом:

— Не обманывают ли меня мои глаза? Может ли это быть?

— Да-да, мой добрый друг, это тот, о ком вы думаете, — ответил Коссар. — Это капитан де Миль.

— Де Миль? — произнёс Лаборд.

— Я думаю так, хотя я с ним не знаком. Он только что вошёл с Горном и был представлен мне Этампом. Если я понял, он — кавалерийский офицер австрийской службы.

В эту минуту Миль, хотя с виду и не следивший за собеседниками, однако одним глазком поглядывавший на них, встал и с большой небрежностью сказал:

— По-видимому, вы не узнали меня, господин Лаборд?

— Я и не желаю вас узнавать, — ответил старик, стараясь совладать со своим смущением. — На пару слов, капитан де Миль, — прибавил он, отходя в сторону.

— С удовольствием, месье! — отвечал капитан, последовав за ним в отдалённой угол комнаты, откуда их нельзя было слышать. — Садитесь, пожалуйста, — прибавил он, предлагая ему стул. — Так мы будем обращать меньше внимания на себя. Позвольте мне предложить вам чашку кофе.

Через минуту душистый напиток был подан, но Лаборд не прикоснулся к нему.

— Вы хорошо сделали, что переменили имя, которое опозорили, — промолвил он — Правда ли, что вы состоите на военной австрийской службе?

— Совершенная правда. Если вы сомневаетесь, то спросите моего товарища, офицера графа де Горна. У меня прекрасное положение, и я уверен в повышении. Вы должны меня поздравить, месье.

— Поздравлю, когда вы будете командовать полком. А пока, признаюсь, вы стали лучше, чем я ожидал. Но в высшей степени неразумно с вашей стороны вернуться в Париж, не получив позволения главного начальника полиции. Будьте уверены, вас узнают и арестуют.

— На счёт этого будьте спокойны, месье. Я вне опасности. Я примирился с регентом и пользуюсь охраной Его Высочества. Мало того: я получил право входа в Пале-Рояль. Я с большой радостью узнал, месье, от вашего друга Коссара, что ваши дела в блистательном положении. Полагаю, вы не забудете, что у вас есть сын.

— У меня нет сына, — угрюмо ответил Лаборд. — Я навсегда отверг его, когда стоял у позорного столба на Рыночной площади, куда попал я из-за него. Никогда нельзя забыть такого гадкого и бесчеловечного поступка. Если я встречаю его, то лишь как чужого.

— Вы, вероятно, измените ваше расположение, месье?

— Никогда! — воскликнул решительно Лаборд. — Повторяю, у меня нет сына.

— Пожалуйста, успокойтесь, месье! Могу сказать, что прогнанный вами сын относится философски к вашему обращению с ним и соглашается с вашим желанием относиться к нему, как к чужому. Поэтому как капитан Миль, обращаюсь к вам, как к влиятельному директору Западной Компании, с просьбой помочь в моих делах.