Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Он может быть и отправится туда, но захватит с собой вашу невесту.

— Проклятие! Этого не должно быть.

— Конечно, не должно. Вы наверное не захотите драться с ним?

— Моё положение не позволяет мне этого. Притом я дал зарок против поединков.

— Так я к вашим услугам. Я буду драться вместо вас. Мало того — я убью его.

— Постойте! У меня есть план лучше этого. Мы разорим его. Я укажу вам, как сделать это и в то же время разбогатеть самому.

— Чудесно! Ваш план гораздо лучше моего. Рассчитывайте на меня. Вот вам моя рука!

Коломба и Кэти находились вдвоём в комнате, выходящей в прекрасный сад, позади отеля Лоу, когда Лаборд вошёл туда, держа в руках футляр из красного бархата, который тотчас же привлёк внимание девочки.

— Добрый день, господин Лаборд! — воскликнула она, приветствуя вошедшего. — Вы, как я вижу, принесли Коломбе хорошенькую вещицу от господина Коссара.

— Откуда вы узнали это? А вдруг я принёс этот подарок вам?

— О нет! Но позвольте мне посмотреть. Ах, как красиво! — воскликнула она, открыв футляр и с восторгом пристально рассматривая находившуюся в нём вещицу. — Поглядите-ка, Коломба! Вот самое красивое жемчужное ожерелье — вы такого никогда не видели. Позвольте мне показать его ей, — прибавила она, выхватывая ящик из рук Лаборда и передавая Коломбе. — Разве это не изящно? Разве вы не благодарны вашему дорогому Никомеду? Разве вы не сделаете ему удовольствия и не оденете этого ожерелья? — прибавила она с плутовским видом.

— Положите его обратно, пожалуйста, — попросила Коломба, не взглянув даже на ожерелье, которое на самом деле было достойно похвал, расточаемых Кэти.

— Принесли вы ещё что-нибудь, господин Лаборд? — спросила Кэти, исполнив просьбу Коломбы.

— Чего ещё вам? На один день достаточно будет и ожерелья, которое стоит 2000 ливров. Но если бы Коломбе вздумалось получить какое-нибудь другое украшение, господин Коссар с радостью пришлёт.

— Что за приятный он человек! — воскликнула Кэти. — Примерьте же это ожерелье! — прибавила она заискивающим голоском Коломбе.

— Не упрашивайте меня, Кэти, я не дотронусь до него.

— Как это глупо, Коломба! — воскликнул Лаборд. — Коссар, понятно, будет оскорблён — ему больше всего хочется нравиться вам.

— Так пусть перестанет делать мне подарки, они причиняют мне неприятность.

— Как? — воскликнула Кэти. — А мама говорит, что у Коссара очень хороший вкус в бриллиантах. Вчера только она просила папу купить ей такую вуаль, как прислал вам Коссар.

— Я рада бы дать ей свою, так как никогда не буду носить её.

— Нет, носите! Вы оденете её в день свадьбы.

— Вы правы, моя дорогая, — заметил Лаборд. — Она предназначена для этого счастливого события.

— Счастливое событие! Для меня это будет самый несчастный день в жизни. Я не могу думать о нём без содрогания.

— Я знаю, — заметила Кэти, — вы не любите, Коломба, чтобы говорили о вашей свадьбе. Мне тоже хотелось бы, чтобы господин Коссар был хоть наполовину так хорош, как его подарки. Я вернусь через минуту.

Она вышла.

— Подойди сюда и садись рядом со мной, Коломба, — сказал отец, когда они остались наедине. — Я должен пожурить тебя за неразумное поведение: ты показываешь всем, даже этому ребёнку, что не любишь своего жениха.

— Я не могу помочь этому, папа. Я обещала выйти замуж за господина Коссара и выйду. Но не могу любить его. Попросите его не присылать мне больше никаких подарков.

— Пустяки! Я не могу запретить ему этого. В первый раз вижу женщину, которая предъявляла бы такое нелепое требование. Но довольно об этом. У меня неприятные новости. Кого бы ты думала, я встретил вчера в кофейной Прокопа?

— Не Рауля, надеюсь!

— Его. И он сидел с Коссаром, который, однако, не знает его настоящего имени и, надеюсь, не узнает. Рауль называет себя капитаном Милем. Он, если верить ему, кавалерийский офицер австрийской службы. Регент кажется, снял своё запрещение и разрешил ему вернуться в Париж. У него довольно порядочный вид, богатое платье. Его товарищи — двое знатных молодых людей, Горн и Этамп; но у них такой же распущенный вид, как и у него.

— Говорили вы наедине с Раулем, папа?

— Недолго, но достаточно, чтобы убедиться, что он не изменился. Его единственною целью было вытянуть из меня деньги.

Он отвернулся, закрыл лицо руками и, помолчав, произнёс сокрушённым голосом:

— Этот жестокий негодяй принесёт мне стыд и печаль. Он уже разбил сердце матери, теперь разобьёт и моё. Он крепко прилип к Коссару и, как вампир, не бросит его, пока не высосет до капли всю кровь своей жертвы.

— Если вы действительно думаете так, папа, то ваш долг — предупредить Коссара. Пожалуй, я сделаю это.

— Нет, нет! Нет ещё! — торопливо воскликнул Лаборд. — Когда выйдешь замуж, можешь рассказать всё мужу.

— Но Коссар должен знать теперь.

— Я решительно запрещаю тебе говорить ему об этом! Коломба, больше не должно быть задержек для твоей свадьбы. Возвращение Рауля делает это необходимым! Когда вы поженитесь, я буду спокоен.

Прежде чем Коломба ответила, вошёл лакей в богатой ливрее и доложил Лаборду, что леди Катерина Лоу была бы рада поговорить с ним. Старик поднялся и, сказав дочери, чтобы она подумала о его словах, пошёл вслед за лакеем в большую, великолепно обставленную залу, где застал одну только хозяйку.

Леди Лоу не встала, когда вошёл Лаборд, но приняла его очень любезно, однако с некоторой гордостью и сдержанностью.

— Я послала за вами, господин Лаборд, так как хотела сказать несколько слов о Коломбе. Вы знаете, как сильно я привязалась к ней. Я не преувеличу если скажу, что люблю её как свою дочь.

— Вам, леди, не нужно уверять меня в этом, — сказал Лаборд, которому не понравилось это начало, так как он предугадывал, что последует за ним. — Вы вполне доказали это.

— Я собираюсь доказать это ещё более в настоящую минуту. Условленная свадьба между Коломбой и Коссаром представляет некоторые преимущества, но я начинаю думать, что она не должна состояться.

— Ах, начинается! — подумал Лаборд и прибавил вслух: — Даже если бы я сходился с вами во мнении — а этого нет — всё-таки дело зашло так далеко, что его уже нельзя остановить: я не могу, оставаясь честным, пойти назад.

— Я вижу трудности, но где ставкой является счастье Коломбы, там не должно иметь веса никакое другое соображение. Она не жаловалась мне, но, я уверена, она сильно страдает, и следует приписать её новое нездоровье также этой причине. Вы не захотите принуждать её и сделать несчастной?

— Конечно, нет, миледи, я стремлюсь к её счастью, выдавая замуж за достойного человека. Моё намерение одобрено и мистером Лоу, который очень благоприятствует браку.