Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— У Вашего Высочества прекрасная память в тех случаях, где дело касается миленького личика, — ответил Лоу, представляя Коломбу, которая густо покраснела, кланяясь регенту. — Мадемуазель Лаборд в очень непродолжительном времени выйдет замуж.

— В самом деле? Примите моё поздравление, сударыня. А кто счастливец, который будет её мужем?

— Вот этот господин, — ответил Лоу, представляя регенту Коссара. — Директор Компании Индий и, — тихо прибавил он, — миллионер.

— А, понимаю! Вам следует сильно завидовать, господин Коссар. У вас будет самая красивая жена во всём Париже.

— Вы, право, смущаете меня, монсеньор, — ответил Коссар, очарованный любезностью, с низким поклоном.

— Но вы не должны держать её взаперти, — продолжал регент — Вам следует вывозить её в Пале-Рояль — она будет самым великолепным украшением двора. Вполне искренне говорю вам, что ни одна придворная дама не сможет сравниться с нею. Вы, говорят, очень богаты, господин Коссар? Вы должны купить земли, которые дадут вам титул, и таким путём прибавить блеск вашей красивой жене.

— Я уже веду переговоры о замке и баронстве в Нормандии, монсеньор.

— Вы не могли поступить лучше. Позвольте мне сказать одно слово вашей невесте!

После этого всё общество вышло, оставив Коломбу, стоявшую подле регента.

— Я надеюсь скоро увидеть вас в Пале-Рояле, — сказал он, беря её за руку и пристально глядя на неё. — Мне не нужно говорить, что вы всё ещё остаётесь владычицей моего сердца.

— Не называйте меня так, монсеньор, умоляю вас. Я не могу слушать таких слов даже от вас; если вы будете продолжать так, я должна буду уйти.

— Нет, вы должны выслушать то, что я скажу вам, — возразил он, удерживая Коломбу. — Вы теперь прекраснее, чем когда-либо. Вы должны... Вы будете моей!

— Перестаньте, перестаньте, умоляю вас, монсеньор! — крикнула она.

— Не перестану до тех пор, пока вы не дадите согласия.

— Я могу обещать только то, что по собственной воле никогда не явлюсь в Пале-Рояль! — воскликнула Коломба. — Во имя той, которая когда-то помогла мне в подобную же минуту и которая, я чувствую, оказала бы и теперь мне помощь, если бы только могла... во имя дочери, потерянной вами, монсеньор, умоляю вас, перестаньте.

— Ни слова более! Ни слова! — воскликнул регент освобождая её и прижимая к груди свою руку, как будто чтобы сдержать внезапную боль. — Этим жестоким воспоминанием вы поразили меня в самое сердце.

— Простите меня, монсеньор! Я не хотела причинять вам душевных страданий, воскрешать вашей печали. Я прибегла к этой помощи, зная, что вы не можете сопротивляться ей.

— Вы правы. Я не могу! — произнёс он сдавленным голосом. — Герцогиня Берри любила вас и охранила бы вас. Да, она хранит вас и доныне.

— О, благодарю, монсеньор! Во имя её, благодарю.

— Позвольте предложить вам вопрос, который предложила бы и она, — сказал регент после минутной паузы более серьёзным тоном. — Ответьте мне на него так, как вы ответили бы ей. Ради чего вы согласились на этот брак по расчёту? Ради чего бросаете свою красоту такому скоту, как этот Коссар? Вы заслуживаете лучшей участи.

— Отец, а не я, выбрал господина Коссара, монсеньор.

— Но ведь вы дали согласие на брак с ним?

— Правда, монсеньор, но я никогда не переставала сожалеть об этом.

— Ваши слова заставляют предполагать, что вы любите другого. Не скрытничайте! Я могу прочесть вашу тайну на вашем лице. Вы любите того молодого англичанина, Ивлина Харкорта. Вероятно, в минуту ревности вы дали Коссару это поспешное обещание?

— Вы, Ваше Высочество, отгадали правду.

— Тогда будьте смелы! Ещё не поздно исправить ошибку. Господин Лоу наверняка может вывести вас из этого затруднительная положения.

— Я уверена, что он может, монсеньор. Для него будет достаточно одного слова, сказанного вашим высочеством.

— Тогда я скажу это слово, — любезно ответил регент. Коломба горячо поблагодарила его и вышла. А регент мысленно произнёс:

«Чёрт возьми! Досадно выпустить из рук такое прекрасное создание, но тот призыв, к которому она прибегла, непреодолим. Я должен спасти её от этого мужлана, хотя бы ценой того, что она достанется своему возлюбленному. Я обещал ей».

Затем, сделав знак Ивлину приблизиться, он очень милостиво обратился к нему и заметил, что за последнее время не видел его в Пале-Рояле.

— Я думаю, вы не избежали господствующей лихорадки, господин Харкорт, и целиком погрузились в игру на паи. Теперь играют все. Если вам везёт, вы можете сделаться таким же миллионером, как и господин Коссар.

— Очень мало шансов стать таким, монсеньор. Однако попытаюсь.

— Известите меня, как у вас пойдёт дело. И если вам понадобится совет, — прибавил он выразительно, — без колебания обращайтесь к господину Лоу. Я поговорю с ним на ваш счёт.

Ивлин признательно поклонился и отошёл. Поговорив немного с леди Катериной, регент закончил визит. Лоу торжественно проводил его до кареты. Перед тем как сесть в неё, регент обратился к нему:

— Если бы вам представился случай оказать услугу вашему соотечественнику, господину Харкорту, я просил бы вас не пренебречь им.

— Я был бы счастлив — я люблю его. Но, благодаря вашему доброму слову он имеет двойное право на моё внимание. Будьте уверены, я не забуду про него.

— Позвольте мне объясниться. Я хотел бы, чтобы он женился на Коломбе Лаборд.

— Но вашему высочеству известно, что она обручена с Коссаром. Её отец дал слово этому господину, он не может расстроить свадьбы.

— Но Коломбе противен супруг, избранный для неё отцом. Она сказала мне это сейчас.

— Право, монсеньор, Коссар очень хороший человек и будет для неё прекрасным мужем. Вы должны извинить меня. Я не могу тут вмешиваться.

— Прекрасно, тогда я принуждён взять это дело в свои руки, — сказал регент.

И сел в карету.

Однажды, когда удивительная система Лоу достигла высшей точки своего развития, маршал Вильруа развернул пред юным Людовиком XV план Парижа.

— Для чего Вашему Величеству вздумалось посмотреть на этот план? — спросил Вильруа, видя, что молодой король внимательно рассматривает его.

— Я ищу улицу Кенкампуа, но что-то не могу найти.

— Вот она, государь! Этот узкий проулок, вьющийся между улицами Сен-Дени и Сен-Мартен, от улицы Обри-ле-Буше до улицы Медведей.

— Не может быть, чтобы он мог называться славной улицей Кенкампуа! Эта улица должна бы быть вдвое больше и быть вызолоченной.

— Весьма тонкое замечание, государь, — ответил старый придворный, кланяясь с улыбкой. — Бесспорно, улица Кенкампуа должна бы быть вдвое шире, чтобы вместить ту толпу людей, которая ежедневно наполняет её, а позолота вполне подходила бы к ней. Но составитель плана не виноват — улица начерчена точно. Она представляет собой тесный лабиринт в четыреста пятьдесят футов длиной и состоит приблизительно из сотни домов; некоторые из них очень стары, но все без всякой притязательности.