Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

При таком-то положении дел в отеле Мазарини собралось большое совещание директоров и главных пайщиков Компании Индий. Тут присутствовали не только герцог Бурбон, принц Конти, герцог Па-Форс и многие аристократы, но также и всё новые миллионеры. Было замечено, что эти выскочки были одеты богаче, чем знать, и что кареты, ожидавшие их на улице Ришелье, были красивее всех. Председательствовал регент, но все прения велись Джоном Лоу. Из отчёта главного директора явствовало, что было выпущено огромное число акций — 624 000! Из них 100 000 принадлежало королю и столько же Компании. Прибыли Компании были исчислены в 12 миллионов, и Лоу предложил отныне платить дивиденд на пай в 40 %. Предложение это было принято громкими рукоплесканиями. Никто не осведомился о правильности отчёта мистера Лоу: он устроил столько финансовых чудес, что не доверять ему было невозможно.

Сразу же после собрания пыл игроков на улице Кенкампуа дошёл до того, что паи поднялись выше, чем когда-либо. Но это необычайное повышение наиболее послужило в пользу реализаторам, которые стали предъявлять в банк к уплате такие кипы билетов, что имевшийся там большой запас золота заметно уменьшился. Встревоженный таким оборотом дел, Лоу решил издать указ, повышавший ценность банковых билетов на 5% против цены звонкой монеты. Но золото продолжало убывать. Так как было крайне необходимо предупредить опасность, угрожавшую Системе, а для этого требовалось захватить в свои руки всю власть и разрушить планы врагов, Лоу заявил регенту, что он, наконец, согласен на всё, лишь бы занять пост генерал-контролёра финансов.

— Очень рад слышать, что вы наконец отказываетесь от своих колебаний, — сказал герцог, улыбаясь. — Дюбуа пошлёт к вам завтра утром аббата Тансена. Не сомневаюсь, он убедит вас в том, что до сих пор вы заблуждались, и сделает из вас хорошего католика. Но как посмотрит леди Катерина на ваше обращение? Насколько я знаю, она упорная противница.

— Я ещё не говорил ей о своём намерении, но, к каким бы доказательствам она ни прибегла, я останусь непреклонен.

— Надеюсь. Пока будет существовать это препятствие, я не могу помочь вам, несмотря на всё своё желание. Вы поступили очень разумно, придя к такому решению.

На другое утро, когда Лоу и леди Катерина находились наедине в великолепной спальне, выходившей окнами в чудные сады позади дома, Лоу, не без некоторого опасения, открыл жене своё решение. Она с испугом слушала его.

— Знаю, шаг, который я хочу предпринять, не встретит вашего одобрения, — сказал он. — Но позвольте объяснить причины. Мне предстоит выбор: или сделаться министром и взять в руки все финансы страны, или быть свидетелем падения моей чудесной Системы, которую я устроил с таким трудом. Я достиг вершины величия, но должен буду пасть, если не укреплю основания. Вы не можете представить себе необыкновенных трудностей и опасностей, которыми я окружён теперь: иначе вы не удивились бы тому, что я хочу упрочиться.

Леди смотрела на него пристально с минуту, потом сказала:

— Если ваша Система может быть спасена только такой жертвой, как собственные убеждения, то пусть она погибнет. Уйдём от блеска, в котором мы так долго жили и который вовсе не принёс нам счастья. Я готова отказаться от него.

— Невозможно! Это всё равно, что просить полководца положить оружие или уйти с поля битвы в минуту победы. Что подумает Франция, вся Европа?

— А что скажут все хорошие люди, когда они услышат о вашем отречении от веры? Нет, вы не сделаете этого!

В эту минуту вошёл Тьерри и доложил господину, что пришёл аббат Тансен, согласно приглашению.

— Проводи его в мой кабинет и скажи, что я скоро приду.

Когда Тьерри вышел, Лоу сказал с деланной улыбкой:

— Вероятно, вы догадываетесь о цели прихода аббата.

— Да, — с горечью ответила леди. — О, если вы любите меня, если не хотите сделать меня несчастной, услышьте мои мольбы, не ходите к нему! Ничего хорошего из этого не выйдет. Ведь вы хотите стать приверженцем римской веры не по убеждению, а по недостойным побуждениям. Простите меня, если я употребляю сильные выражения, но вы знаете, их внушила любовь к вам.

— Почему вы сомневаетесь в моей искренности? Позвольте заявить, что я давно бы присоединился к римской церкви, если бы не внимание к вам. Успокойтесь, Кэт. Я ведь не прошу вас сделаться идолопоклонницей — вы пойдёте своей дорогой, дайте же мне идти своей.

— Вот первое настоящее горе, которое я испытываю со времени нашей свадьбы! Между нами с этих пор будет преграда.

— Ш-ш... ш-ш, никакой не будет преграды! Будьте рассудительны и отбросьте ваши страхи. Но примите во внимание, Кэт, что как только я покончу с аббатом Тансеном, я покажу ему наших детей.

— Надеюсь, вы не обратите и их в католичество?

— У меня теперь нет времени рассуждать долее, — ответил муж, подымаясь со стула. — Делайте, как я прошу вас, Кэт, не спрашивая.

И он торопливо вышел из комнаты. В первую минуту леди Катерина думала пойти за ним, но, видя, что дальнейшие попытки разубедить мужа будут бесполезны, она опустилась в кресло и дала исход своему горю в потоке слёз. Из этого состояния её вывела Белинда, которая всё ещё гостила у них. Подруга рассказала ей всё, что произошло, прибавив:

— Вы должны признать, что у меня есть достаточные причины быть несчастной. Это самый тяжёлый удар для меня.

— Вы не правы, принимая это так близко к сердцу. Я лично не могу порицать Джона Лоу за шаг, который он намерен сделать. Этот шаг неизбежен. Для того чтобы стать генерал-контролёром, он должен наружно стать католиком, — говорю наружно, потому что в душе он останется таким же хорошим протестантом, каким был прежде.

— Может быть... Но какое ужасное лицемерие! Ну а мои дети? Для чего их-то принуждать отказаться от своей религии? Никогда не соглашусь на это... Никогда!

— Ваш сын слишком молод, чтобы понимать что-нибудь в делах религии, а дочь едва ли даже нужно обращать — она уже более чем наполовину католичка. Я знаю это из надёжного источника — от Коломбы Лаборд. Во всяком случае, вы должны слушаться увещаний вашего мужа, Кэт.

— Конечно... Ох, Белинда, я начинаю тяготиться жизнью, которую веду. Я устала от всего этого блеска. Меня тошнит от лести всех этих знатных лиц, которые приезжают ко мне и оказывают уважение только для того, чтобы достичь расположения моего мужа. Я высокомерно обращаюсь с ними не из гордости, но потому что презираю их за низость. Я хорошо знаю их хитрость и неискренность: ведь если бы с Джоном случилось какое несчастье, они все сейчас повернутся к нему спиной.

— Очень возможно, моя дорогая. Так создан свет. И это-то и доказывает как необходимо для мистера Лоу упрочить своё положение всеми средствами, которые только в его власти. Не порицайте же его! Со своей стороны, я считаю его самым лучшим и сердечным человеком и уверена, что он всегда действует из высоких, достойных побуждений.