Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Итак, вы. Ваше Высочество, решили назначить этого проходимца первым министром? — спросил лорд Стэр. не в силах сдержать себя.

— Если бы я раньше не намеревался сделать этого, то вы, ваше превосходительство, своими замечаниями заставляете меня поступить так, — ответил регент с достоинством. — Я назначу министра не для того, чтобы он угождал Англии, а для того, чтобы он служил Франции.

В эту минуту приблизился сам Лоу. Видя, что они заняты разговором, он собирался было уйти, но регент позвал его и сказал:

— Мы говорили о вас.

— Я не хочу скрывать своих мнений, — произнёс граф Стер. — Надеюсь, Ваше Высочество скажет мистеру Лоу, что есть два препятствия к его назначению на должность генерал-контролёра: первое — то, что он тайный друг претендента; второе — что он явный враг Великобритании.

— Если я явный враг Англии, милорд, — хотя и отрицаю это, — то вы не должны бояться вероломства с моей стороны, — возразил Лоу. — Если бы несчастный Яков Стюарт погиб при Нонанкуре от руки убийцы Дугласа, то теперь моей помощи не требовалось бы. Но так как принц счастливо ускользнул от этого изменнического заговора, то я помогал ему и буду помогать до тех пор, пока буду иметь позволение от Его Высочества регента.

При этом намёке на тёмные замыслы, состряпанные, как было известно, лордом Стэром, последний побагровел от гнева.

— А теперь, монсеньор, — продолжал Лоу, повернувшись к регенту, — я желаю сказать несколько слов лорду Стэру о себе самом. Я обвиняю его в устройстве против меня заговора, не с целью лишить меня жизни, как он хотел сделать с Рыцарем Св. Георга, а с целью подорвать доверие ко мне: последнее нападение на банк было его рук делом. На это у меня имеются многочисленные доказательства.

— Это клевета! — возразил посол. — Я, может быть, говорил некоторым из своих соотечественников, что предпочитаю звонкую монету вашей бумаге, а они, действуя по этому указанию, обратились в банк; но что касается заговора, то я отвергаю обвинение и требую от вас доказательств. Надеюсь, Ваше Высочество не сразу решитесь вручить управление государственной колесницей этому современному Фаэтону [108] Фаэтон — герой мифа из «Метаморфоз» Овидия. Это прекрасный юноша — сын Гелиоса (Солнца) и Клемены. Желая показать людям и своему ровеснику, сыну Зевса и Ио, своё знатное происхождение, он выпросил у отца колесницу с четвёркой коней, на которой Гелиос разъезжает по небесному своду. Не справившись с управлением конями, Фаэтон погиб. . Вероятнее всего, он опрокинет её.

— Вы заходите слишком далеко в своих замечаниях, милорд, — сказал регент. — Теперь уж, Лоу, само собой разумеется, будет генерал-контролёром. Позвольте мне надеяться, что происшедшее между вами разногласие будет улажено.

— Невозможно, монсеньор! — воскликнул Лоу. — После всего, что произошло между лордом Стэром и мной, мы не можем вступать друг с другом даже в деловой разговор.

— Тогда, милорд, — сказал регент, обращаясь к послу, — я буду вынужден просить отозвать вас.

— Мне жаль, что я потерял личное доверие Вашего Высочества, которым пользовался так долго, — ответил лорд Стэр. — Но я говорил откровенно, и когда-нибудь, убеждён в этом, вы признаете, что я дал вам хороший совет.

И с глубоким, почтительным поклоном регенту и высокомерным кивком Джону он удалился.

Когда все препятствия были устранены, регент передал Джону Лоу звание генерал-контролёра финансов, а Аржансон, к своей величайшей досаде, должен был уступить свой пост ненавистному сопернику и ограничиться должностью хранителя печатей. Лоу достиг цели своего честолюбия. Он стал равным самым высокопоставленным лицам и даже превосходил их. Он восторжествовал над всеми своими врагами, и так как регент всецело руководился его советами, то можно было сказать, что Джон держал в своих руках бразды правления. В течение четырёх лет он, благодаря принятию подданства, буквально сделался, употребляя выражение Вольтера, из шотландца французом, из протестанта католиком, из проходимца — владетелем лучших поместий в королевстве и из банкира — первым министром.

Сила и способности нового генерал-контролёра были признаны не только управляемым им народом, но и всеми державами Европы. Английское министерство, видя, что лорд Стэр оскорбил его и был лично неприятен ему, решило отозвать посла и немедленно назначило в Париж графа Стенхоупа, одного из своих государственных секретарей. Народный восторг, выражавшийся самым различным образом, удостоверял регента, что его выбор был весьма приятен стране. Все классы общества соперничали друг с другом в лести новому генерал-контролёру. Почести оказывались ему пуще прежнего. Повсюду можно было видеть его портрет со следующими латинскими стихами, напечатанными под ним:

«При справедливо правящем Галлией принце, квестор [109] Квестор — в начале Древнего Рима выполнял функции следователя, потом стал казначеем, избираемым Народным собранием. С развитием финансов число квесторов увеличилось, и эта должность становилась самой влиятельной. правильно ведёт финансы. Человек, совершенный в этом деле он обогатил и короля, и народ».

Иностранные государства также относились к Лоу с уважением; увольнительное свидетельство от его родного города, Эдинбурга, было ему выслано в драгоценном золотом ящике. Как раз в то время Лоу вёл переговоры с лордом Лондондерри о покупке знаменитого бриллианта Питта, который впоследствии стал лучшим украшением французской короны. Этот бриллиант, величиной почти с голубиное яйцо, необыкновенно чистой воды и чарующего блеска, получил имя «Регент». Чтобы высказать свой восторг перед гением Лоу, эрл Ислей переиздал одно из ранних произведений великого финансиста, снабдив его надписью из Цицерона:

«Счастлива страна, которая примет этого мужа! Она будет неблагодарной, если подвергнет его изгнанию, и несчастной, если его потеряет».

Роскошь Джона возросла ещё более. Он занимал тот же дом на Вандомской площади, но его большие покои были значительно расширены, а обеды и праздники стали великолепнее прежних. Впрочем, эти удовольствия нисколько не мешали его внимательному отношению к государственным делам. Он отдавал всё своё время, все силы исполнению своих обязанностей.

Но именно в то время, когда, по-видимости, Лоу был более всего в безопасности, когда он пользовался всеобщим почётом, когда на всех улицах только и слышалось его имя и клики народа повсюду сопровождали его, именно тогда начали проявляться признаки страшной катастрофы, которую ему суждено было испытать.