Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Ага! Хитрая штука! — воскликнул, смеясь, регент. — Хорошо, вы получите половину своего золота.

— Покорно благодарю, Ваше Высочество. Я предпочёл бы иметь это, чем банковых билетов на сумму в десять раз большую.

— Фи, господин президент! Не говорите ни слова против банковых билетов, иначе я буду принуждён заставить вас выдать всю сумму.

Принудительные меры, предпринятые генерал-контролёром для заселения Миссисипи, вызвали сильное народное недовольство. Бродяги и беглецы, ускользнувшие от правосудия, которые прежде всего были отправлены в эту новую колонию, произвели большой беспорядок, новых поселенцев завербовывали из числа тех, единственным преступлением которых была бедность. Все дома призрения опустели: Госпиталь, Бисетр, Ла-Питье, Сальпетриер, Воспитательный Дом [111] Госпиталь — главная больница Парижа. Богадельня, выстроенная в Париже в 1612 г. когда было приказано предпринять все меры против нищенства. Бисетр — деревня на Сене в 2 км. от Парижа. Она издавна была приютом для больных солдат и офицеров. Людовик XIV передал её в ведение главного госпиталя и здесь была построена военная больница. Перед Революцией Бисетр был одновременно и богадельней и госпиталем-пансионатом, работным домом, исправительным отделением. Воспитательный дом — дом для бесприютных детей. Сальпетриер — богадельня для женщин. — каждый доставлял свою долю. Захватывались также слуги без места, рабочие без работы. Эти насильственные уводы вызывали большое беспокойство, особенно среди беднейших классов, которые естественно думали, что может прийти их очередь. Было образовано два отряда полицейских, обязанностью которых было хватать всякого, кто не в состоянии дать удовлетворительных сведений о своей личности. По своей одежде и вооружению, эти полицейские были прозваны миссисипскими бандольерами [112] Они носили длинные синие кафтаны, широкие перевязи крест-накрест и шляпы, шитые серебром. Вооружение их состояло их сабли, мушкета и пистолета. Расхаживая отрядами по 12 человек с офицером во главе, бандольеры исполняли свои обязанности с такой ревностью, что в 10 дней захватили 5000 человек. Многие из забранных были мастеровые, рабочие, но значительная часть состояла из молодых женщин. Эти несправедливые аресты и возмутительное обращение, которому подвергались захваченные, будили народное негодование. Наконец произошёл случай, который чуть не послужил причиной общего мятежа. Внезапно исчезли сто молодых деревенских женщин, приехавших в Париж искать службы и нашедших временный приют у добрых сестёр госпиталя Св. Екатерины. Предполагали, что их увезли миссисипские бандольеры. Как раз, когда взволнованная толпа обсуждала этот случай, вдруг заметили, что бандольеры уводят двух молодых людей. Это зрелище вывело из терпения взволнованную толпу. Вооружившись чем попало, она бросилась на полицейских. 20 человек было убито на месте, ещё больше смертельно раненых было отнесено в Отель-Дьё. Но это волнение оказало мало действия. Правда, при звуках труб было объявлено, что каждый отряд бандольеров должен отныне сопровождать полицейский чиновник, и бандольерам запрещалось, под угрозой тяжких кар, хватать граждан, ремесленников, подёнщиков, — словом, никого, кроме нищих. Но вскоре аресты начали производиться с такой же бесцеремонностью, как прежде, что принесло большой ущерб престижу генерал-контролёра. .

В то время как описанные насильственные меры предпринимались Джоном Лоу для того, чтобы поддержать Систему директора Компании Индий стали предчувствовать приближение гибели.

Однажды Коссар пригласил Лаборда на свою очаровательную дачу пообедать вдвоём. После стола, когда слуги вышли, он сказал:

— Мне нужно тайно поговорить с вами, мой добрый друг, о положении Компании. Я не хочу тревожить вас, но было бы бесчестно скрывать, что дела её находятся в опасности. И я не думаю, чтобы господин Лоу мог устранить беду.

— Я сам чувствую это с некоторого времени, — сказал Лаборд. — Ведь наши акции уже упали в цене. Если это понижение не прекратится, кредит Компании рухнет, и мы все погибнем под обломками здания.

— Это совершенно верно, если только своевременно не предпримем мер для нашей безопасности.

— Но теперь уж поздно! — вздохнул Лаборд. — Всё наше золото исчезло. После обнародования указа я внёс 20 000 луидоров в банк.

— И не получите обратно ни одной монетки, — заметил Коссар.

— Я не боюсь. Но я столько вынес во время Следственной Комиссии, что уже не хотел подвергаться опасности вторичного доноса.

— А приходится дерзать! Всё равно разоримся, теперь или тогда, когда наступит всеобщая гибель. Как жаль, что вы не реализовали раньше!

— Вы порицаете меня, но я боюсь, что вы сами поступили не более рассудительно.

— Ошибаетесь, — возразил Коссар, бросив лукавый взгляд и придвинув ближе свой стул. — Я давненько тайком реализовал. Я спас сорок миллионов ливров и, что ещё важнее, держу их в безопасном месте.

— Сорок миллионов! Мне приятно слышать это. Я не стану спрашивать, что вы сделали с деньгами, ведь вы говорите, что они в надёжном месте?

— Туда не проникнут чиновники со своими обысками. У меня нет тайн от вас. Я намерен перевести все деньги в Лондон, куда вскоре последую и сам.

— Но как вы это сделаете? Признаться, я сам как-то думал сбежать в Голландию. Но опасность слишком велика — ведь никому не позволено уезжать из государства. Как вы получите паспорт?

— Я уж достал его. И всё готово для бегства.

— В таком случае, вы не предполагаете выполнить своего обещания насчёт Коломбы?

— Извините, я как раз к этому вопросу и подошёл. Я думаю взять Коломбу с собой. Отсюда-то, видите, и настоятельная необходимость, чтобы свадьба произошла без задержки. Женившись на вашей дочери, я возьму её в свой замок в Нормандии, а оттуда перееду в Англию. Вы же постараетесь присоединиться к нам в Лондоне.

После значительных сомнений и колебаний, Лаборд согласился на этот план и на другое утро направился в отель господина Лоу, где виделся наедине со своей дочерью. Он заявил ей, что по многим причинам свадьба её с Коссаром, которому она дала обещание, не может откладываться долее. Видя, что его доводы производят лишь слабое впечатление, он прибавил:

— Даю тебе три дня на размышление. Если, по истечении этого срока я не встречу повиновения, ты больше мне не дочь. Вот моё твёрдое решение!

Отец уехал, оставив дочь в слезах. Затем он отправился к Коссару и сообщил ему о сделанном. Его будущий зять, казалось, был не вполне доволен таким распоряжением, но сказал:

— Я должен получить от Коломбы определённый ответ к тому сроку, который вы назначили — не могу больше откладывать свадьбы.