Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Король и великий князь издал специальную грамоту о власти и правах гетмана во время похода. Ему давалось право казнить ратников смертью за грабеж, нанесение раны, утайку найденной вещи ценою выше полкопы, за поселение дерева с пчелами, за побег.

Сигизмунд считал, что со смертью Ивана III Литва сможет вернуть потерянные завоевания Витовта. Ему казалось, что в начале 1507 г. обстоятельства для этого складывались благоприятно: поход московских войск на Казанское царство оказался неудачным; и Москва должна была снова употребить большие усилия для улучшения дел своих на востоке; прежние отношения Крыма и Москвы переменились: крымский хан готов был не только помогать своему пасынку, царю казанскому, но и действовать против Москвы заодно с Литвой. Виленский сейм 2 февраля 1507 г. охотно пошел навстречу новому королю и великому князю и одобрил войну. Сбор войск был назначен к Светлому воскресению. «А для того такой короткий срок положен, — указывалось в решении сейма, — чтобы неприятель господарский, услыхавши о желании нашего господаря начать с ним войну и своих земель доставать, не упредил и не вторгся в его государство». Ливонскому магистру Плеттенбергу Сигизмунд сообщил, что крымский хан заключил с ним союз против Москвы, что послы хана казанского просят его не упустить удобного времени и ударить вместе с Казанью… на Москву, потому что царь их четыре раза уже разбил ее войска, поразил наголову брата великокняжеского, приходившего с пятидесятитысячным войском, и беспрестанно опустошает московскую землю. Что он, Сигизмунд, отправил уже своих больших послов в Крым и Казань поднимать их на Василия и что таких благоприятных обстоятельств для войны с Москвой еще никогда не было.

Литовские паны-рада писали магистру о намерениях Василия: «Если он успеет завладеть нашими крепостями — Смоленском, Полоцком, Витебском, Мстиславлем и Оршею, то вы не можете быть безопасны, тем более, что, по мнению полочан, пределы страны их когда-то простирались по Двине вплоть до самого моря, что ваш город Рига построен на их земле».

После этого Сигизмунд направил своих послов в Москву с решительными и даже задиристыми речами. Претензий к Москве было еще больше, чем у прежних королей — Казимира и Александра. Послы известили Василия о смерти Александра и восшествии на престол Сигизмунда. Они с гордостью, почти в ультимативной форме, сказали:

— Так как правда королей Казимира и Александра известна всему свету, то Сигизмунд требует у тебя, князь Василий, уступки всех литовских городов, волостей, земель и вод, доставшихся твоему отцу во время прежних войн, а также освобождения всех пленников литовских. Король в своей правде уповает на бога.

Это была угроза войны. Но Сигизмунд просчитался в выборе удобного времени для ее начала. К этому времени в Москве уже побывали казанские послы с просьбой о мире. Так что на востоке у Василия развязывались руки… Поэтому литовским послам был дан обычный, не раз повторявшийся ответ:

— Мы городов, волостей, земель и вод Сигизмундовых, его отчин никаких за собой не держим, а держим с божьей волею свою отчину, чем нас пожаловал и благословил отец наш и что нам дал Бог, а от прародителей и вся Русская земля — наша отчина… При этом московский князь также в жесткой форме потребовал расчета за все обиды, нанесенные литовцами русским — взятие в Брянской области более ста сел и деревень, занятие волостей князя Бельского, грабеж козельских, алексеевских, псковских, казанских купцов.

То есть в Москве войны не боялись и на требования Сигизмунда твердо обосновали свои претензии. При этом Василий дал понять послам, что он проявит решительную готовность к войне, если король не захочет мира, какой угоден московскому государю.

Отпуская послов, сам великий князь сказал:

— Напомните Сигизмунду о сестре моей, королеве Елене, чтоб она ведала свой греческий закон, чтоб он, Сигизмунд, ее жаловал и берег и держал в чести, а к римскому закону не принуждал.

Как и Александр, Сигизмунд, видя неизбежность войны с Москвою, безуспешно старался поднять на нее магистра ливонского. Но Ливония и города ганзейские хлопотали только о том, чтобы с помощью императора Максимилиана возвратить своих пленников и товары, захваченные при Иоанне. На эти просьбы Василий велел отвечать: «Если Максимилиан, король римский, будет с нами в союзе, братской любви и дружбе, как был с отцом нашим, и если магистр, архиепископ и вся земля Ливонская от нашего недруга литовского отстанут, пришлют бить челом в Великий Новгород к нашим наместникам… то мы прикажем с ливонцами мир заключить как нам будет пригоже, и тогда пленников освободят…»

В связи с неизбежностью войны в русской православной части окружения Сигизмунда все чаще стала обсуждаться мысль о необходимости вернуть в Литву Константина Острожского. Конюший короля, русский по происхождению, пан Рыльский, первым сказал об этом Сигизмунду. Великий князь ценил конюшего и благоволил к нему, хотя он сыпал деньгами, не жалея их, проигрывал кому нужно в карты и не морщился даже от больших проигрышей. На отношение к нему Сигизмунда не влияло и то, что распространялись несколько темные слухи: будто бы за границей случилось с ним какое-то неприятное происшествие, хотя никто и не знал, в чем оно состояло.

Сигизмунд, как всегда, внимательно слушал пана Рыльского, не преминувшего при этом дать оценку и поражения на Ведроши:

— То была воля неба, государь, а не вина Острожского, мужа безмерно храброго…

Ты, пан Рыльский, не совсем прав. Думаю, что гетман Острожский понимает, что если стрелок не попадает в цель, то вина за это не ложится только на лук и стрелы. Благородный муж в неудачах винит себя, малый человек — обстоятельства.

Обдумав это, король все же склонился к тому, чтобы содействовать освобождению известного гетмана. И с кем бы из доверенных лиц не советовался об этом — все поддерживали его решение.

Вскоре шляхтич Бутвило из личной охраны короля в большой тайне ото всех под видом купца и с двумя помощниками отбыл в Московию… Главная цель — найти способ передать князю на словах, что ни король, ни отчизна зла на него не держат и будут рады его возвращению в Литву. В подтверждение Бутвило должен был передать потайную грамоту от канцлера Литвы, подтверждающую слова купца.

Недалеко от Путивля Бутвило встретился с Острожским. Во время привала отряда князя, направляющегося на южные рубежи московского государства для охраны от набегов мелких татарских отрядов, купец долго уговаривал начальника охраны пропустить его к князю, пока их шумный разговор не привлек внимание самого Острожского. Он выглянул из шатра: