Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— Вспомни, что ты обещал государю отцу моему, а я без его воли не могу этого сделать. Но чтобы не расстраивать мужа, она решила не давать окончательного ответа и добавила:

— Я должна послать отцу письмо с просьбой благословить меня в этом важном деле.

Обо всем этом Оболенский доложил Иоанну. Переслал и записку Шестакова. На этот раз Иоанн направил с послом Иваном Мамоновым приказ не только от себя, но и от матери Елены Софьи:

— Ты можешь пострадать до крови и до смерти, но веры греческого закона не оставляй. При этом Иоанн дал ему наказ выразить Елене упрек: зачем она таится от отца касательно принуждений к перемене веры? И велел убедительно передать увещевание: быть твердою в православии.

К этому времени Иоанн уже решил начать войну со своим зятем, великим князем литовским, и поэтому наказывал Мамонову:

— Ты, Иван, узнай средства нашего будущего противника Александра. Нам интересно знать, был ли у Александра Стефанов посол и заключен ли мир между Молдавией и Литвой? В мире ли со Стефаном братья Александра, польский и венгерский короли? В мире ли с Литвою, Польшей и Молдавией турецкие, перекопские ханы?

Посол получил также от своего великого князя и одно деликатное поручение. Открытие новых земель за Западным океаном доставило Европе не только золото, серебро, невиданные ценные растения, но и трудноизлечимую болезнь, которая быстро стала свирепствовать в европейских странах и разлила свой яд от Испании до Литвы. В Москве стало известно, что в 1493 г. одна женщина привезла ее из Рима в Краков. И здесь эта ужасная опасность очень скоро настигла многих. Заболел даже кардинал Фридерик. В связи с этим Иоанн, наставляя Мамонова, поручил:

— Будучи в Вязьме, разведай, не приезжал ли кто из Смоленска с недугом, в коем тело покрывается болячками и который называют французским…

Пока московский посол встречался с Александром, Еленой, литовскими панами, в Москву в августе 1499 г. прибыл из Литвы посол Станислав Глебович. Он объявил Иоанну о мире между Александром и Стефаном и приглашал московского князя помочь Молдавии против турок. В грамоте Александр убеждал Иоанна:

— Сам можешь разуметь, что владения Стефана-воеводы есть ворота всех христианских земель: не дай бог, если турки ими овладеют…

Александр писал далее, что он согласен именовать Иоанна государем всея Руси при условии, если он письменно и навеки утвердит за ним Киев…

Эту претензию Иоанн тут же назвал «нелепицей». Более того, читая грамоту, заметил: ревностно молю бога о возвращении нам древней отчины, Киева… Не преминул Александр и упрекнуть тестя в том, что умышляет он против его зло в своих тайных сношениях с Менгли-Гиреем. «Брат и тесть, — писал Александр, — вспомни душу и веру». Иоанн на это ответил, что Александр науськивал на Москву и Крым, и Большую Орду Ахмата, и его сыновей.

Иоанн велел отвечать Александру, что окажет помощь Стефану, когда тот сам пришлет просить ее. По обыкновению, московский князь упрекал своего зятя в притеснении Елены к перемене веры.

Между тем, видя непонимание тестем и зятем друг друга, Менгли-Гирей решил использовать это в своих интересах. Его послы в Москве изложили условие, на котором он может помириться с Литвою: 13 городов литовского княжества, в том числе Киев, Канев, Черкассы, Путивль должны были платить ему дань. Александр ответил Иоанну в связи с этим, что требования хана непристойны, что он хочет от Литвы того, чего его предки от предков Александра никогда не требовали.

Чтобы усилить неприязнь крымского хана к Литве, Иоанн передал ему слова Александра, что его люди при отце его и деде у орды никогда даньщиками не бывали и что Александр просит Иоанна не отпускать послов крымских.

Великий московский князь писал хану: Александр мира с тобой не хочет, с твоим врагом — ханом Золотой Орды ссылается, наводит их на нас. И если он с тобой, нашим братом, мира не хочет, то и я с ним мира не хочу, хочу с тобою по своей правде на него быть заодно. И если пришлет к тебе князь великий Александр за миром, то ты бы с ним не мирился без нашего ведома.

В обострении отношений Иоанна и Александра сыграли и действия подданного Александра князя Семена Бельского. Он прислал в Москву бить челом великому князю, чтоб принял его в службу и с отчиною: так как терпят они в Литве нужду за греческий закон. Одновременно он сообщал и о притеснениях, чинимых по отношению к Елене. Александр направлял к своей великой княгине отступника православной веры смоленского владыку Иосифа, обещая ему в случае успеха Киевскую митрополию, а также епископа своего виленского и монахов бернардинских. Они неотступно уговаривают Елену приступить к римскому закону. Александр обращался с просьбой повлиять на Елену и ко многим князьям русским, и к виленским мещанам, и ко всей Руси, которая держит греческий закон: дескать, переход Елены в католичество будет благом для всей страны и всех ее жителей.

Не было и одного дня, чтобы великую княгиню литовскую не уговаривали принять католическую веру, веру мужа. Или не угрожали карами небесными. Казалось, что все священнослужители, все окружение мужа озабочены только одним: склонить ее, Елену, к перемене веры. Епископ виленский Войтех Табор убеждал ее:

— Твой пример, великая княгиня, склонил бы весь православный русский народ к истинному, римско-католическому христианству.

Елена с интересом слушала рассуждения епископа о счастии быть истинным христианином римской веры, о мире, который поселится в ее душе после того, как она познает Бога истинного.

— А может ли существовать гармония душ и единение тел у супругов, у которых разная вера? — пытался посеять сомнения у Елены настойчивый епископ.

— Может, святой отец, может, — улыбаясь, отвечала Елена. И оставалась непоколебимой в своих убеждениях, в следовании вере и обрядам греческого закона.

— Но посуди сам, — убеждала она епископа. — Могу ли принять новый закон в огорчение моему родителю. И в огорчение большинства населения великого княжества литовского? Или ты хочешь, чтобы мой народ стал презирать меня и смеяться надо мной?

Епископ прибегал и к последнему доводу:

— Когда мать твоя, родственница византийских императоров, жила в Риме, она проявляла интерес к католической вере и даже благосклонность…

Но и это не убедило Елену… Она ответила:

— Это не так, пан Табор. Моя мать показала всему православному миру, всей Европе невиданный пример стойкости и твердости, такую приверженность вере своих предков, какой будут подражать многие поколения…

Епископ тяжело вздохнул и сказал с последней надеждой:

— Прими, княгиня, истинную веру и история наречет тебя мудрою, а церковь наша, — тут епископ поднял руки к небу, — церковь наша всех достойных нарекает со временем святыми… Как вашу и нашу Ефросинью Полоцкую…