Пётр Чигринов - Под тремя коронами

В возникшем непонимании и ухудшении отношений Иоанна и Александра негативную роль играл дьяк московского посольского приказа Бушуев. Он все делал, чтобы поссорить Иоанна с Александром. При всяком удобном случае он напоминал:

— Похоже, государь, что наши надежды через Елену усилить влияние в Западной Руси окажутся несбыточными. Послы и наши доброжелатели в Литве доносят, что вздумал Александр и его паны Киев и другие города передать в управление брату Александра Сигизмунду, католику.

— И что же мы можем сделать?

— Просить Елену всячески воздействовать на Александра…

На следующий день Иоанн подписал составленное дьяком письмо к дочери: в нем отец напоминал Елене, что в литовской земле было нестроение великое, когда было там государей много. В Московском государстве при отце Иоанна было такое же. Между Иоанном и его братьями едва ли дело до войны не доходило…

Иоанн просил Елену поговорить об этом с Александром, но от своего имени, а не от имени отца.

Александр отвечал, что тесть только и говорит, что о своих делах и молчит об обидах, которые терпят литовские люди от московских.

Уже вскоре после брака Александра с Еленой оба государя понимали, что родство было только на словах. Зять и тесть в отношениях с другими государствами действовали исходя из своих интересов. Даже совместное разрешение судебных споров на границе не получалось. Тщетно пытались съехаться судьи с обеих сторон на рубеж. То литовские не могли дождаться московских, то московские литовских…

Иоанн жаловался Елене на ее мужа: дескать, возбуждает против него Швецию и татар, посылал своих людей в Орду, подбивая ее против Москвы и Крыма. Александр со своей стороны упрекал Иоанна в отношениях с Менгли-Гиреем во вред Литве. Менгли-Гирей, в свою очередь, указывал на то, что Москва блюдет интересы Литвы в ущерб Крыму. Дьяк, читая послание крымского хана об этом, в конце в нерешительности замолчал:

— А далее, не знаю, государь, стоит ли обременять тебя тем, что пишет хан?

— Говори своими словами…

Поскольку ему, Менгли-Гирею, мисюрский султан прислал писанный и шитый, узорчатый шатер, в котором хан собирается есть и пить, то он просит прислать ему серебряные чары и два ведра серебряные же для хорошей наливки. Хан пишет, что серебряную чашу меду за твою, брата его, любовь всегда полную пить будет…

Иоанн только посмеялся:

— Горазд на выдумки крымский хан… Но подарки надо послать…

Свою позицию применительно к Александру и Литве Иоанн определил четко и ясно. Его посол передал хану:

— Если теперь Александр с тобою помирится, то ты дай нам знать; если и не помирится, то ты также дай нам знать, а мы с тобою, своим братом, и теперь на него заодно.

Вскоре положение Елены осложнилось. Если в первое время по совету родственников Александра хлопоты по обращению Елены в католичество были отложены, то уже в 1496 году ей пришлось находиться в настоящей осаде. Виленскому католическому епископу Войтеху из Рима шли указы об этом в самом требовательном, нетерпимом духе. Епископ докладывал об этом великому князю. Александра же стесняла его присяга не нарушать свободу вероисповедания жены. Решено было, чтобы первые шаги в этом направлении сделал русский. Согласие секретаря Елены Ивана Сапеги было получено, но он не был духовным авторитетом для Елены. Вот если бы митрополит, главный представитель западнорусской православной церкви… Но Макарий был неподкупен, неуязвим в своей твердости в православии… Чтобы столковаться-сладиться с ним — и думать нечего!..

Обо всем этом пасмурным мартовским днем 1497 г. Александр беседовал с епископом Табором и канцлером Сангушко… Разговор был долгим и трудным: всех троих одолевали сомнения…

Между тем, отношения между Иоанном и Александром не прерывались. Когда перед Иоанном предстали очередные послы из Литвы, он, ласково приняв их, сказал:

— Хотите ли, уважаемые паны, я угадаю, о чем говорить будете?

Посол ответил:

— Только о том, государь, что велел мне сказать мой государь, великий князь литовский, русский и жемайтский Александр…

Но тем не менее я попытаюсь угадать:

— Отдать земли, якобы захваченные нами уже после заключения мира; выслать общих судей для разбора пограничных дел; и, конечно же, требование, чтобы я помирил великого князя литовского с Менгли-Гиреем и Стефаном молдавским.

Послу ничего не оставалось, как сказать:

— Именно так, государь. Это все важные для Литвы проблемы. Но мы хорошо знаем и твою, государь, озабоченность. Большими, начальными делами для вас является, во-первых, титул государя всея Руси и, во-вторых, возведение для великой княгини Елены церкви греческого закона.

— Это так. Но в ответах своих об этих наших больших, важнейших заботах наш брат и зять Александр ничего не говорит. Он только и требует, чтобы, согласно договору, мы помирили его с Менгли-Гиреем и Стефаном, а сам договора не соблюдает. Фактически он с крестного целования выходит, принуждая Елену принять латинство.

В конце переговоров Иоанн передал через послов подарки для зятя: крест с золотой цепью, пояс, осыпанный драгоценными каменьями, и сердоликовый ларец, принадлежавший в свое время Августу Цезарю, римскому императору.

Между тем, нескончаемые взаимные претензии Александра и Иоанна все продолжались. Для Иоанна становилось понятно, что Александр не хочет строить церковь для жены, не хочет окружать ее Православными людьми. Для его было главное — не допустить открытого возмущения католического духовенства, литовских панов латинского исповедания тем, что их великая княгиня исповедует греческую веру. Со временем Иоанн стал также замечать, что и сама Елена постепенно становится на сторону мужа… Его интересы для нее стали означать большее, чем интересы и наставления отца…

В конце 1497 г. Иоанн послал в Литву Микулу Ангелова. Он должен был передать Елене слова отца:

— Я тебе приказывал, чтобы просила мужа о церкви, о панах и паньях греческого закона. Просила ли ты его об этом? Приказывал я к тебе о попе, да о боярыне старой, и ты мне отвечала ни то, ни се…

— Да посмотри, — добавил Иоанн Ангелову, — когда идет у великой княгини Елены служба, то стоя ли она ее слушает?

Елена ответила:

— Батюшка говорит, будто я наказ его забываю. Это не так: когда я жива не буду, тогда отцовский наказ забуду. А муж мой всем, о чем прошу его, жалует меня. И о ком прошу, тоже жалует. А муж некоторых волостей ей не дает потому, что тесть забрал у него много земель уже после заключения мира.

Осенью 1499 г. подьячий Шестаков доносил из Литвы вяземскому наместнику, князю Оболенскому, о большой смуте между латинами и православными в Смоленской земле. Что в смоленского владыку, а также в Сапегу вселился дьявол: они стали хулить православную веру и заявили о своем латинстве. И все православное христианство хотят обратить в католичество. При этом подьячий прямо писал, что князь великий Александр неволит великую княгиню Елену в латинскую проклятую веру, но государыню бог научил и отец ее, и она отказалась. При этом якобы сказала мужу: