Пётр Чигринов - Под тремя коронами

О своих чувствах и сомнениях такого рода она пыталась иногда говорить Александру, но он отшучивался:

— У женщины бывает иногда потребность чувствовать себя несчастною, обиженною, хотя несчастий и тем более обид в действительности и не было…

В это время разнесся слух, что таврический хан Менгли-Гирей идет на Литву. Вместе с супругом Елена писала к отцу, чтобы он, исполняя договор, защитил их. Об этом же убедительно и ласково писала Елена и к своей матери. Иоанн ответил, что договор им будет исполнен и что войско московское готово защищать Литву, если Менгли-Гирей не согласится на мир. Одновременно Иоанн предложил хану помириться с Литвой, уверяя при этом в неизменной своей дружбе. Боярин князь Звенец привез хану извинения Иоанна, что за худой зимней дорогой не уведомил его о сватовстве Александра. Московский князь убеждал хана забыть прошлое. «Не требую, — писал он, — но соглашаюсь, чтобы ты жил в мире с Литвою; а если зять мой будет опять тебе или мне врагом, то мы восстанем на него общими силами…» Хан не отвергал мира с Литвой, требуя, однако, чтобы Александр возместил понесенные им в войне убытки. При этом хан снова клялся умереть верным союзником Иоанна.

Направляя в Вильно боярина Кутузова, Иоанн велел ему:

— Ты, боярин, передай Александру мое требование, чтобы он непременно позволил супруге своей иметь домовую церковь, не принуждал ее носить польскую одежду, не давал ей слуг римского исповедания, не запрещал вывозить из Литвы в Россию серебро… Да напомни, боярин, литвину, чтобы он писал в грамотах весь титул государя московского, — наставлял Иоанн посла.

Но Александр упрямился и не хотел исполнять требований Иоанна. В угодность зятю Иоанн отозвал из Вильно московских бояр, поскольку Александр считал их опасными доносителями и ссорщиками. При Елене остался только священник Фома с двумя крестовыми дьяками и несколько поваров.

Число послов с обеих сторон, как в Вильно, так и в Москву, резко возросло. В мае в Москву прискакал посол Александра Станислав Петряшкович. Это был человек отважный, образованный, к тому же лукавый и дипломатичный. У посла был завораживающий взгляд, пышные усы, стройное гибкое тело. Отправляя его, Александр сказал:

— Ты, Станислав, должен доложить отцу все как есть о великой княгине нашей. Но не это главное. Мы надеялись, когда решили породниться с Иоанном, что он будет помогать нам против других врагов. Сейчас, как ты знаешь, воевода молдавский Стефан напал на наши владения. Иоанн состоит с ним в родстве: его младшая дочь, тоже Елена, замужем за сыном Стефана. Так что тебе нужно все сделать, чтобы через Иоанна унять воеводу…

— Я сделаю все возможное, государь…

— Помни, что это главное твое поручение, — сказал Александр, прощаясь с Петряшковичем.

Теперь литовских послов не держали долго на посольском дворе — им сразу же открывался доступ к великому князю. А Петряшковичу было оказано особое внимание. Ему давали на день по курице, по две части говядины, по две части свинины, по два калача полуденежных, а соли, заспы, сметаны, масла, меду и вина сколько понадобится. Петряшкович не бывал до этого при московском дворе и поэтому вел себя и по дороге в Кремль, и в палатах несколько фривольно, даже развязно. Все требовал скорейшей встречи с Иоанном. Дьяк, сопровождавший его, вынужден был сказать:

— Спокойнее, пан Станислав. У нас любят степенность и неторопливость. Торопиться следует медленно. Не горит же все в Великом княжестве Литовском, Русском и Жемайтском.

Иоанн приветливо поздоровался с послом и допустил его к руке. Сказал:

— Начни, пан Станислав, с новостей о моей дочери, вашей великой княгине. Поклонившись в знак согласия, посол начал с изъявления благодарности александровой за приезд Елены.

— Кроме того, — сказал посол, — мой государь Александр велел сказать следующее. Тут он достал из-за обшлага рукава бумагу и зачитал:

— Ты хотел, чтобы мы оставили несколько твоих бояр и детей боярских при твоей дочери, пока привыкнет к чужой стороне, и мы для тебя велели им остаться при ней некоторое время, но теперь пора им уж выехать от нас: ведь у нас, слава богу, слуг много, есть кому служить нашей великой княгине, кому что прикажет, они и будут по ее воле делать все, что только ни захочет…

— Просил ли еще что-нибудь передать мне мой зять?

— Да, государь. Великий литовский князь просит урезонить, унять твоего родственника молдавского воеводу Стефана. Он опять начал нападать на наши владения… И, наконец, позволь высказать жалобу на твоих послов князя Ряполовского и Михаила Русалку. Как будто не произошло никаких изменений в отношениях наших государств, они на возвратном пути из Вильно грабили мирных жителей и даже купцов, встречавшихся им на пути.

Иоанн подумал, что посол молод, но говорит умно, свободно, без раболепства и, похоже, показывает совершенное знание дела.

— К сожалению, — сказал Иоанн, — все теперь делается не так, как обещали наш брат и его Рада. Послы же наши никого не грабили: наоборот терпели лишения и недостатки в пути по Литве. Что касается Стефана Молдавского, то я постараюсь помирить с ним своего зятя.

Из Москвы в Вильно поскакал очередной посол — Михайло Погожев. Наставляя его, Иоанн сказал, что то, что написано в грамоте — для отвода глаз. Главное же, что ты должен сказать Елене — чтобы она не держала при себе людей латинской веры и не отпускала бояр московских. Князю Ромодановскому, который там старший из наших бояр, скажешь, что то, о чем они сообщают и что пишет сюда Елена знают в Литве даже ребята. Скажи князю, что непригоже это. Нам нужно знать как можно больше потайного в делах литовских… В грамоте к Елене отец писал: сказывали мне, что ты нездорова, и я послал навестить тебя Погожева. Ты бы ко мне отписала, чем неможешь и как тебя нынче бог милует.

Не забыл Иоанн сделать этому посольству и наставление, чтобы они своим поведением бесчестья не нанесли ему, великому князю.

— А как будете у короля за столом, — сказал он послу, — и после стола пришлет за вами король, чтоб вы шли вместе пить, то вы идите все, да чтоб между вами все было гладко и пили бы вы бережно, не допьяна…

Между тем, недовольство между тестем и зятем росло все более и более. Когда летом 1495 г. по Литве разнеслась весть, что крымский Менгли-Гирей выступил к границам княжества литовского, Александр теперь уже вместе с женой попросили Иоанна о помощи согласно договора. Иоанна возмутила такая просьба. В сердцах он сказал дьяку Холмскому:

— Отпиши моим родственникам: вышел ли хан из Перекопа? К каким украинам он идет? Какую помощь им оказывать, в конце концов?

Но хан, как оказалось, не двигался, и помощи подавать было не нужно.