Нелли Савенкова - Самоборец

Привлеченная громкими голосами, в горницу вошла княгиня. Увидев раскрасневшихся мужа и дочь, она сокрушенно вздохнула:

— Опять повздорили… Чего на сей раз?

— Батюшка замуж меня отдать замыслил. И не просто замуж, а сперва напоказ выставить! Ежели выберет жених — то за себя возьмет; а ежели нет — вернет назад. Так, батюшка?

— Государь повелел невест отовсюду везти, смотрины готовятся, — пояснил князь жене. — Велено никому не таиться: кто дочь свою сокроет — тому в опале от великого князя быть. А наша — ни в какую!

Наталья, услышав последние слова отца, пожалела его да, поразмыслив, вдруг решила:

— Ладно, поеду на смотрины. Чай, не заметит меня государь, мимо пройдет?

«Чай, заметит да женится», — мысленно пожелал Лыков, довольный внезапной покорностью дочери.

Через месяц князь Лыков с шурином своим князем Ковром был на торжестве венчания государя на царство. Сначала они стояли в сенях в толпе прочих князей, воевод да чиновников, богато одетых и возбужденных. Ожидали выхода государя с боярами.

Вот появились духовник великого князя иерей Федор да конюший Михаил Глинский, сопровождаемые казначеями и дьяками. Духовник торжественно нес на золотом блюде крест, царский венец да бармы Владимира Мономаха. Проследовав по двору мимо притихшей толпы в Успенский собор, он скоро вернулся и опять исчез за государевой дверью.

Наконец показался великий князь. Перед ним шествовал духовник с крестом и святой водой, кропя людей, стоявших по сторонам. За государем шли бояре во главе с Юрием Глинским. Подождав, пока процессия пройдет мимо, следом пристроились ожидавшие князья, воеводы и весь двор.

Все медленно прошествовали в Успенский собор, сиявший золотом иконных риз, огнем свечей да богатством одежд собравшихся. Государь приложился к образам, осеняя себя крестным знамением. Певчие ангельскими голосами возгласили ему многолетие. Митрополит благословил великого князя и отслужил молебен. После того начался сам обряд венчания.

Посреди храма на амвоне с двенадцатью ступенями были установлены два стольца, украшенные золотой тканой паволокой. Иван чинно поднялся по ступеням, сел. Следом взошел митрополит Макарий, расположился рядом. Певчие не умолкали: ангельские голоса взлетали к расписным сводам и выше, и казалось, сам Отец Небесный, слыша их, взирает на происходящее.

Архимандриты взяли с аналоя, подали Макарию крест, бармы да венец. Митрополит поочередно возложил их на Ивана, громогласно произнося слова молитвы о том, чтобы Господь оградил государя силою Духа Святого, посадил его на престол добродетели, даровал ему ужас для строптивых и милостивое око для послушных. Певчие громогласно возгласили многолетие нововенчанному царю Московскому. И к государю устремились подданные с поздравлениями.

Князь Лыков ног под собой не чуял от переполнявшей его радости. Он протиснулся к амвону, поднес царю драгоценные золотые кубки, приготовленные им вместе с Ковром. Близко-близко увидел государя в шапке Мономаха: венец сей был украшен жемчугом, нарядно убран золотыми бляшками, отражавшими свет при любом движении царственной головы. Неужто сей великий государь может стать его зятем?! В голове у Лыкова помутилось, сердце то радостно замирало, то гулко билось… Его оттеснили другие поздравляющие.

По окончании литургии государь направился во дворец. В церковных дверях и на лестнице князья Глинские осыпали его золотом, поспешая следом. Венчание на царствие завершилось всеобщим ликованием.

Едва только государь покинул церковь, все бросились обдирать царское место, чтобы заполучить лоскут золотой паволоки в память о нынешнем торжестве. Не упустили своего и князья Ковер с Лыковым.

Счастливые, принесли они домой эти частички величия царева. Наталья, поглядев на золотой лоскут, усмехнулась:

— Нешто пристало седым мужам драть ткань из-под зада государева да разносить ее по домам своим? Воистину, дети малые.

— Молчи, Наталья! — разгневался отец. — Молчи! Коль не смыслишь ничего! Велик государь наш! Царем ныне стал!

— Велик-то велик, — подхватила Наталья, — да отчего-то не шибко его другие государи страшатся: казанцы да крымцы Русь беспокоят. Нет, чтобы рубежи укрепить, — он забавляется: на царство, вишь, венчается!

Князь Ковер изумленно поглядел на племянницу: девица ли то молвит, неужто бабы так-то мыслят?

— Вишь, братец, — обратился к нему Лыков, — какая химера выросла! Ты ей слово, она те два, да с подковыркою, да супротив! Пошла вон отселя!

— Я-то пойду, тятенька, а при своем разумении останусь: глупый наш государь, хоть князь великий, хоть царь…

— Наталья! Уйди! Прокляну! — взъярился Лыков.

Ковер пораженно смотрел во все глаза. Лицо племянницы вновь напомнило ему другого человека, и теперь он знал кого: Аверьян! Далекий друг, слуга его бывший. Он! Его глаза, его выражение непокорности, его стремление иметь собственное суждение обо всем. Правда, Аверьян так-то не высказывался. Но очень похожа! Да как же так?! Почто девица эта московская с Аверьяном сходна? Неужто?.. От пришедшей внезапно мысли князь Ковер оторопел и ни о чем больше думать не мог. Наталья гордо вскинула голову и, поворотившись, вышла.

— О-о-о… Наказанье мне! За грехи мои! — возопил Лыков. — Ну, супротивница! Ну, ведьма! Слышь-ка, Иван Андреич, может, не везти ее на смотрины-то? А ну как она там чего такое молвит? Не сносить мне головы! Ох, чую, как кол мне нутро разрывает! Как голова от плеч отлетает!

Ковер поглядел на зятя, покивал головой.

— Да, неосторожная дочь твоя, непокорная… На других княжон и вовсе непохожая. Ровно безумная…

— Во-во, безумная! Может, сказать, будто ума она лишилась, да и не везти ее на смотрины-то? — ухватился за слово князь.

— Ох, не ведаю, Михайло Васильич, как оно лучше, — с сомнением покачал головой Ковер. — Ничего тебе не посоветую…

— Сгубит она меня, — слезливо проговорил Лыков. — Сгубит! А Настасья ей мирволит. С ее потачки такая-то выросла. Волю ей дала! Забавляет она ее, вишь. Ты б потолковал с сестрою-то, а, Иван Андреич? Может, тебя послушает да дочь образумит?

— Потолкую, — согласился Ковер.

— Позову ее, — подхватился Лыков.

— Не зови: я сам в терем поднимусь.

— Неладно в терем-то…

— Я ж брат ее, чего ты?.. — напомнил Ковер.

— А, ладно, иди, — махнул рукой Лыков.

Ковер замыслил не столь наставить сестрицу, сколь выведать у нее тайну рождения Натальи: неспроста, поди, на Аверьяна племянница похожа.

Княгиня поначалу запиралась, а после, разрыдавшись, призналась во всем:

— Слюбилась… Слюбилась со слугою твоим, братец. Помнишь ли? Ты с Аверьяном приезжал, когда в Перми Великой служил… Аверьяна того всем сердцем полюбила.