Нелли Савенкова - Самоборец

— Не помню? — озадаченно переспросила та. — Чего не помню?

— Государь был здесь.

— Как был? Когда? — удивилась Наталья.

— Только что…

— Государь?

— Ты взаправду, что ль, спала? — поразилась Анастасия. — Как же ты не убоялась? Неужто тебе и дела нету до государя?

— На что он мне? — зевнула Наталья, сладко потягиваясь.

— Так ведь он тебя выбрал!

— Чего?.. Меня?! Не надобно меня!.. На что меня?.. Нет! Ты лукавишь! — Наталья отчаянно замахала руками, будто попала в пчелиный рой.

Анастасия ласково придержала ее ладони в своих.

— Послушай меня, Наталья… Тихо-тихо… Да послушай же!

Княжна притихла немного и недобро воззрилась на подругу, не желая мириться со случившимся.

— Государь был здесь, ходил, глядел на всех. До нас скоро дошел. Надо мною склонился… Я — ни жива ни мертва! Чую — бледна стала, дышать не могу, а сердце вот-вот выскочит из груди… Постоял он возле-то да к тебе перешел. Рядом с тобою долго стоял. Я уж мыслила: не вытерпишь, вскочишь, — молилась за тебя… А ты спала!.. Стоял он, стоял, а после спросил боярыню: «Чья такая?» Боярыня ответила: мол, Лыковых. Государь еще постоял, помыслил да и молвил: «Красу этакую впервой увидал. Хороша… Изо всех, кого глядел, сия девица лучшая. Красива да кротка…»

Наталья фыркнула:

— Кротка?! Ну, то, знать, оттого, что спала я. Я ему покажу кроткую!

— Ну вот, Наталья, видать, тебя и выбрал? — развела руками Анастасия.

— Это еще неведомо!.. Тебя он должен выбрать! Тебя… — не сдавалась Наталья.

— Но ангел-то к тебе опустился. Оттого, чай, ты и уснула, чтоб государя норовом своим не смущать.

— Ой, Анастасия, на что мне государь? Не хочу! Видит Бог, не хочу! — чуть не плача, повторяла Наталья.

На другой день Иван обходил уж не спящих девиц. Следуя из покоя в покой, он дарил каждой красавице по платку, вышитому золотом с дорогими каменьями. Дошел и до палаты, где были Наталья с Анастасией.

Наталья отчаянно молила Бога отвратить от нее царя. Вот он приблизился: кафтан богато расшит, руки в перстнях; бородка с рыжиной, невелика да усы не длинны; нос острый, взор пронзительный. «Будто ястреб добычу высматривает», — подумалось Наталье. Она учуяла знакомый запах: от царя приятно пахло ладаном. Знать, давеча на службе церковной был.

Иван принял от слуги платок, набросил Наталье на плечи, задержал руку, пальцем коснулся ее шеи. Она мотнула головой: тяжелая коса змеей извилась по спине. Государь удивленно посмотрел на девицу. Та не отвела взора, не опустила очи — стояла, гордо вскинув голову, глядя прямо на царя. Непокорный взгляд, бесстрашный… Иван внутренне поежился. Не о такой жене мечтал, эта порешительней матери его, Елены Васильевны, кажется. И откуда у боярышни московской такая строптивость?

— Наталья Михайловна, отчего глядишь неласково? — спросил царь. — Что-то не по нраву тебе?

— Не по нраву, государь Иван Васильевич, то, что ты нас будто лошадей иль коров выбираешь, — заявила княжна.

— Лошадей иль коров? — удивился Иван. — Неладно говоришь, девица. Уж больно дерзка ты. Не страшишься ли?

— А чего мне страшиться? Ты, чай, государь, милостив. А за дерзость прости меня. Прощаешь ли? — она лукаво улыбнулась.

— Ну, уж ладно, прощаю, — ухмыльнулся царь в усы. — Как же мне жену найти, коли смотрины не делать? Так-то еще предки мои жен выбирали.

Боярыни за спиною государя махали руками, крестились, бледнея от ужаса. Не обращая на них внимания, Наталья спросила:

— И не ошибались, предки-то?

— Не ведаю… — растерялся от ее вопроса Иван.

— Ну, то ладно, — согласилась она, — предки те давно жили. А ты, государь, неужто боярам да боярыням веришь? Подсунут тебе невесть чего.

— Как же подсунут-то? Сам, чай, гляжу, — неуверенно проговорил Иван. — Я вот тебя выбрал было…

— И ошибся, — убежденно заверила Наталья. — Вот сюда погляди. То Анастасия Романовна, ее надобно тебе в жены взять. Кротка да ласкова, разумна да красива — погляди. Неужто не видишь? Ангел на плече у нее сидит!

— Ангел? — удивился государь.

— Нуда, ангел! — подтвердила Наталья.

Иван подошел к Анастасии, накинул на ее шею платок, долго смотрел в серые кроткие глаза.

Через день государь огласил свою волю: имя будущей царицы — Анастасия Романовна. Скоро состоялся обряд венчания в храме Богоматери. Митрополит торжественно напутствовал новобрачных:

— Днесь таинством церкви соединены вы навеки. Государь Иван Васильевич, люби да почитай супругу свою. А ты, христолюбивая царица Анастасия Романовна, повинуйся ему. Как святый крест — глава церкви, так муж — глава жены. Исполняйте усердно все заповеди Божественные, и да пребудет с вами благословение и милость Божия!..

После венчания юные супруги явились перед народом. Отовсюду слышались крики ликованья, неумолчные благословения и славословие. И царский двор, и вся Москва гуляли несколько дней. Царь сыпал милости на богатых, простил опальных, помиловал приговоренных. Царица заботилась о нищих. И мнилось всем, что все будет славно и добро, что худые времена остались в прошлом.

Наталья, воротясь из государева дворца в отчий дом, пуще засвоеволила. Как же: самому государю отворот дала. Ох, и норовиста стала! Никакой на нее управы Лыков сыскать не мог. И уж вовсе отчаялся, подумывал даже в монастырь дочь силою услать, да смилостивился Господь, дозволил испытать облегчение, когда князь и ждать его перестал.

Дело случилось теплым весенним днем, когда небеса радуют своей бездонной голубизной, а солнце легко скользит по ним, поигрывая лучами, когда все пробуждается к новой жизни, а воздух наполнен волнующими запахами.

Москва со всеми заботами осталась позади. Лыковы воротились в вотчину, подалее от чужих глаз да пересудов: не может-де князь дочь свою в покорстве держать, какой же он отец? Был у Лыкова в вотчине добрый скакун — подарок князя татарского. С виду — лучшего не сыскать во всем свете, ан никто его объездить не мог. Норов у коня ровно у зверя лесного, седока на себе не признавал, всякого смельчака сбрасывал. Немало уж слуг тем конем было покалечено.

Хотел Лыков передарить его кому нелюбезному — пускай помучается. Да взбрело на ум Наталье коня усмирить. Сапоги погрубее обула, веревку наготовила да подол повыше подоткнула. Как увидел князь такое непотребство, разгневался до посинения, ногами топал, грозил — да без услышания. Наталья, коли что замыслила, не отступится, хоть до самой погибели, не приведи Господи. Затаив дыхание, прижмурив один глаз, другим следил со страхом старый князь, чем окончится безрассудство дочери.

Конь и на дыбы вставал, и о загородку бился, и по сторонам ровно ополоумевший метался, а так и не смог скинуть настойчивого седока. Вконец ошалел, утих малость и будто уж покорился. Да Наталью мнимой покорностью не проведешь: сама на такие уловки горазда, прибегала к ним, чтоб свободы не лишиться. Она крепче ухватилась за веревку, чуть придушив коня, утверждая свою волю, и велела слугам отворить загон. Лыков протестующе замахал руками, да холопы предпочли послушаться его дочери, будто и не заметив князя.