Нелли Савенкова - Самоборец

Шиг-Алей вызвался:

— Я могу грамоту Едигеру написать, мы с ним родня. Да послушает ли?..

— Отпиши ему, Алей, — велел Иван, — не надо ему безумствовать в надменности своей и считать себя равносильным царю христианскому. Пускай смирится, приедет в стан мой без боязни.

— Такое прочитав, не поедет он, — усомнился касимовец.

— Не поедет — его вина. Я сделал все, чтобы миром уладить. Да, быть может, как осадим Казань да увидит он несметное войско наше, так на попятную пойдет? Пиши, Шиг-Алей, пиши…

Написали также и князьям казанским, что государь русский желает не гибели их, а едино лишь раскаяния. Ведь клялись уж в верности ему, и в мятеже не их вина. Пусть выдадут виновников, а сами спокойно живут в своей Казани под властью единого царя Московского.

Отправив гонцов с грамотами, стали переправляться вслед за ними на луговую сторону Волги. Постепенно все войско оказалось на месте. К вечеру Иван получил ответную грамоту Едигера: «Все готово, ждем вас на пир».

— Что ж, они сами избрали судьбу свою. Будет битва, — вздохнул царь и велел выгружать пушки со снарядами.

Уверенный в силе своей, жалея о скорой гибели многих воинов, которой, увы, не удастся избежать, Иван оглядел город: Казань была обнесена крепкими стенами, вооружена пушками да пищалями; возвышались над стенами башни-стрельницы, полные народу; за стенами виднелись каменные мечети. Что город этот приготовил ему? Славу ли, проклятье, смерть иль бессмертие? Сколько веков земля Русская ждала этого часа. Пришло время раз и навсегда освободить ее от опасного соседа.

Солнце осветило город. По цареву приказу заиграли трубы, ударили бубны, распустили знамена и святую хоругвь, бывшую с Димитрием Донским на поле Куликовом. Царь сошел с коня, все последовали его примеру. Прямо на лугу отслужили молебен.

Иван обратился к своим воинам:

— Други! Приспело время нашему подвигу! Потщитесь единодушно пострадать за благочестие, за святые церкви, за христиан, наших братьев, терпящих долгий плен. Не пощадите голов своих! Я сам с вами пришел. И лучше мне здесь умереть со славою, чем жить да видеть за мои грехи Христа хулимого и порученных мне от Бога христиан, мучимых безбожными казанцами.

Князь Старицкий от имени войска ответил ему:

— Дерзай, государь, на дело, за каким пришел. Да сбудется на тебе слово Христово: «Всяк просящий приемлет да толкущему отверзнется».

Иван взглянул на святую хоругвь: она колыхалась от ветра, и образ Спасителя казался живым, будто слова благословенья произносил он стоявшим перед ним воинам.

— О твоем имени движемся! — громко воскликнул царь и повел рать свою ближе к городу.

Вблизи Казань предстала тихой да пустынной: пропали люди со стен, не доносилось из-за них ни звука. Кто-то рядом с Иваном проговорил:

— Тишина! Царь-то Казанский, знать, с войском своим в страхе в леса бежал?

— Тишина обманчива, — ответил, не оборачиваясь, Иван. — Скоро сведаем… И будем осторожными.

Будто в поддержку слов его, раздался вдруг крик, ворота города с треском отворились, и множество татар — онных да пеших — устремилось на стрельцов, немало которых тут же и полегло. Дружина разом обступила царя кольцом, вывела из-под удара. Оправившись от замешательства, русские воины принялись остервенело биться, пересилили и гнали казанцев до самых стен, откуда навстречу им открылась сильная пальба. Так приветствовала Казань своих врагов.

Русское войско окружило город со всех сторон, началась долгая осада Казани. Всюду рубились крепкие заборы, строились туры — небольшие башни на колесах, устанавливались на них пушки: верховые, стрелявшие каменными ядрами, да огненные, для стрельбы ядрами калеными. Татары тоже сиднем не сидели, они делали беспрерывные вылазки: то тут, то там вспыхивали короткие бои. Со стен на осаждающих сыпались ядра и пули, тучей летели стрелы, но покуда обходилось без потерь. Осаждающие тоже стреляли, и грохот стоял неимоверный.

Государь, сопровождаемый своей малой дружиной, успевал во многие места, и казалось, что он враз был везде. Он приглядывался, слушал опытных воевод, отдавал распоряжения и часто уединялся для молитвы в шатре походной церкви. Пока осада шла без перевеса в чью-либо сторону.

Как-то подвели к царю беглеца из Казани.

— Государь, сей татарин — мурза Камай, переметчик. Сказывает, будто пособить нам желает.

— Ну, говори, чего хочешь, — велел Иван.

— Помочь тебе хочу, царь Иван. Ехал я сюда с двумя сотнями товарищей, их в городе задержали. Один я смог бежать. Знай, царь Иван: в Казани никто не желает мира. Говорят, до последнего головы сложим, а не покоримся. Запасов надолго хватит, воинов там много тыщ да три тыщи ногаев. Не одолеть тебе, пожалуй, такой силы. И от жажды не страдают: воды хватает, берут ее из ключа близ речки Казанки. Ходят туда под землею, ход от ворот Муралеевых начинается, да я не ведаю, где… И еще знаю, что послал царь Едигер князя Япанчу в Арскую засеку. Велел ему там собрать отряд да непрестанными набегами тревожить русский стан. Я сам про то слыхал. Верь мне.

— Да уже тревожат, тревожат… Войско мое на сухарях сидит: кормовщики не смеют удаляться от стана за припасами, ваш Япанча стережет да хватает их. Никак не можем разбить его. Скользок, ровно уж! Неожиданно налетает, не упредить никак. Да согласно с казанцами действует. Одновременно налетают — те из города, другие от засеки.

— Еще знаю, царь Иван, что казанцы Япанче знак подают. Когда им нужно, чтобы он напал на воинов твоих, они стяг на башне поднимают да машут им.

— Видал я то, — кивнул Адашев, — и не раз видал. Да невдомек мне было: чего татары нам хоругвью машут? Теперь понял.

— Ну, так что ж? Один князь татарский будет в страхе все мое войско держать? — возмутился Иван. — Так и перебьет всех? Велю того Япанчу извести!

Собрали совет, обдумали, сговорились разделить войско на две части. Одной из них — быть в укреплениях, осаждать Казань да хранить царя; а другой, под начальством князя Горбатого, — пойти на уничтожение Япанчи. Придуман был хитрый замысел, как выманить татарина на открытый бой.

Опытный воин, князь Горбатый с основными силами притаился за горами, послал к Арскому лесу лишь небольшой отряд. Япанча, обнаружив его, понадеялся на легкую победу, вывел своих воинов в поле да напал на русских. Те, будто устрашенные, бежали к потаенному войску. Япанча преследовал казавшуюся уже неизбежной добычу и поздно осознал, что угодил в ловушку.

Из засады выскочили многочисленные пешие полки и сам князь Горбатый с конной дружиной. Татары, поначалу приняв бой, смешались и побежали. Их давили, секли, загоняли в реку. Наконец князь Горбатый остановил своего утомленного коня и велел трубить победу. На возвратном пути в лесу побили еще многих неприятелей да несколько сот их пленили. Япанча был разгромлен.